вырост.
Но Сергей не стал смотреть сапоги. Он заметил, что мать все больше и больше пьянеет. И еще бы! Выпила, а с утра не ела. А она не привычна к рюмочке.
Он велел снова завязать сапоги и повел Дарью Михайловну домой.
Она ничего — слушается. Идет, улыбается, еще что-то ему досказывает, а у самой ноги нет-нет да шагнут не туда, куда надо.
Сережке даже немного смешно, но еще больше стыдно за нее. Он идет и все ворчит. А она все равно улыбается.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
6
⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Сережка ведет маму домой. А ребята уже у солдат, уже наелись каши и опять просят сказку.
Бородатый сегодня хмурый, не хотел рассказывать:
— Не для них наши сказки!
Но на него напустились другие солдаты:
— А ты ребячью расскажи! Повесели ребятишек.
Тогда бородатый солдат Иван Сидорович Вотинцев взял у Коли свою ложку, вытер ее травой и спрятал за голенище. Затем свернул козью ножку затянулся, выпустил дымок — сперва колечком, а потом ручейком, немного еще подумал и начал:
— Тогда — про барина. А теперь — про попа, что ли? И опять про солдата.
⠀⠀ ⠀⠀
…Служил солдат двадцать пять лет, выслужил двадцать пять реп, а на двадцать шестой отпросился домой.
Как он ни торопился, как ни старался, а до ночи домой не добрался. Пришлось при дороге остановиться.
И, как на беду, попалась богатая деревня. Стучит в одну избу — не пускают. Стучит в другую — не отпирают.
Все избы обошел, до поповского дома дошел. Стук-стук-стук!
Поп открывает дверь.
— Батюшка, пустите заночевать!
— Пустить, чадо, можно и даже покормить можно, но с уговором.
— С каким-таким, батюшка, уговором?
— Загадаю тебе три загадки. Отгадаешь, так ляжешь сытый, а не отгадаешь, так станешь битый!
Некуда солдату податься, пришлось ему соглашаться.
Поп говорит:
— Матушка, затопляй печь!
Попадья запалила лучину и несет к печи. Поп на огонь показывает и спрашивает солдата:
— Это что?
— Огонь.
Поп хлясть его по затылку:
— Темный ты человек, бестолковый… Что ты врешь? Это не огонь, а красота!..
Печь растопилась, кошка на шесток заскочила, села, умывается, лапкой вытирается.
Поп на кошку показывает и снова спрашивает:
— А это что?
Соллдат подумал — подумал, нашел один ответ, а другого ответа нет:
— Это кошка.
Поп опять его по затылку:
— Темный ты, бестолковый… Это не кошка, а чистота!
Солдат понял, что хорошего тут не дождешься. Не быть ему сытому, а быть ему битому. Говорит:
— Дайте хоть напиться-то!
Попадья принесла ему в ковшике воды. А поп на воду показывает:
— А это что?
Солдат подумал-подумал:
— Вода.
Поп третий раз его по затылку:
— Не вода это, чадо, а благодать!
Потом хозяева за стол сели, куриного бульону поели, стали курицу глодать. (Вот им-то, действительно, благодать!) А солдата не зовут к столу, не угощают.
Поп наелся, на улицу выполз. А попадья еще крылышко догладывает. Солдат к ней:
— Матушка! Дай хоть крылышко доглодать!
А она ему:
— Много вас шляется. Всех кормить, так богато не жить.
Швырнула крылышко в печь и пошла за попом.
А кошка сразу к огню шмыг, лапку в печь тянет, крылышко выгребает.
В это время дрова раскатились и одно полено — прямо на кошку. Шерсть на ней загорелась, она не знает, куда ей деться да прыгнула с перепугу на полати. Кошка ревет, дым идет, огонь уже по стене ползет.
Солдат шапку в охапку и на двор. Увидал попа и кричит ему:
— Батюшка! У тебя в избе худо!
— А что такое?
— Твоя-то чистота схватила красоту да занесла на высоту. Тащи скорее благодать, а то и дома не видать!
Поп глазами хлоп, стал солдатскую загадку разгадывать. Он думает-гадает, а у него дом пылает…
⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Не успел еще кончить Иван Сидорович, а ребята уже заорали:
— Еще одну! Еще одну!
Но он больше не стал рассказывать. Говорит:
— Марш по домам. У нас сейчас свои сказки начнутся!
Пришлось идти. Все равно Коле пора домой. Идут, а Толька спрашивает:
— Коль! Коль! А помнишь, как мы тебя по трубочке благодатью поили?
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Дарья Михайловна поет
⠀⠀ ⠀⠀
А Сережка с Дарьей Михайловной в это время уже вернулись в избушку на курьих ножках. Сережка развязал узелок, стал примерять сапоги. Новые сапоги — вот это праздник так праздник!
Дарья Михайловна бросила в кастрюлю картошки, залила водой, поставила кастрюлю на таганку, развела огонь.
— Сегодня еще так поедим. Нам одним все ладно, все хорошо. А уж завтра-послезавтра устроим пир. И Мишкину маму позовем — спасибо вам, Марья Ивановна, что нашего Сергея устроили на работу!
Горит-трещит лучина в таганке.
А Дарье Михайловне не сидится на месте. Она вышла на крылечко, присела и стала радоваться: вот какие товарищи у моего мужа — у Гришки моего! Еще можно жить, когда такие товарищи!
А потом загрустила — вспомнила, что сокол ее за решеткой. И запела она старую-престарую русскую песню:
⠀⠀ ⠀⠀
Ты, изба моя,
Изба новая!
Изба новая,
Растесовая!
Запустела ты
Без мила дружка,
Без мила дружка
Да без Гришеньки!..
За неделюшку
Сердце чуяло,
Спозараньица
Испугалося:
Будет скоро нам
Расставание,
Будет горькое
Провожание!
Провожу тебя
Далекошенько,
Вплоть до самые
Тюрьмы каменной…
В тюрьме каменной
Мы рассталися,
Мы рассталися,
Распрощалися…
⠀⠀ ⠀⠀
Сережка услышал, что мать на крыльце голосит, выскочил в одном сапоге, хотел увести мать домой.
Но стало жаль ломать хорошую песню. Уж пусть доведет до конца.
⠀⠀ ⠀⠀
…Еще кто это,
Кто прощается,
Кто прощается —
Обнимается?
⠀⠀ ⠀⠀
Или муж с женой?
Или брат с сестрой?
Или милый друг
Со подругою?..
⠀⠀ ⠀⠀
Тут дядя, старый черт, выглянул из тетиного окна — выпятил свою желтую бороду и заскрипел:
— Ишь, арестантка, развылась! Мужа своего отпевает, что ли?
Сережка
