взмыть в небеса и посмотреть, как Весьмир в штаны наложит! Или нет? Княжич припомнил, что именно Весьмир ему Шторм-коня и вернул. Значит, полётами его не удивишь. Да и лошадка Мая летать не умеет. А бросать друга посреди дороги, где может быть дивья засада или просто разбойники, — не след.
— Подумаешь, пленника в лагерь привести! Эка тайна. — Лис поплотнее закутался в плащ: начиналась метель. — Сегодня мы здесь, завтра там. Да и наш приятель никуда не денется, я его связал крепко.
— Твоя воля, княже. — Май замолчал.
Надулся, значит. Или почудилось. В последнее время Лису часто казалось, что подданные его осуждают. Может, оттого что он сам себя винил. Война затягивалась, конца-края ей было не видно, а сил оставалось всё меньше.
— Надеюсь, ты не станешь ему доверять? Помнишь, что он в прошлый раз натворил?
Ага, всё-таки почудилось.
— Ещё как помню. Он же меня убил. Второй раз я ему не позволю.
— Сейчас мне от тебя другое нужно, — отозвался сзади Весьмир. Уж помолчал бы, когда не спрашивают.
Лис, прищурившись, глянул на клонившееся к закату солнце, и тут ему в голову пришла идея:
— Май, если беспокоишься, давай поступим так. Веди переговоры. Я буду присутствовать, а ты — решать.
Советник, похоже, не поверил своим ушам:
— Весьма великодушно.
— Ага. Я вообще великодушный и щедрый правитель. Ты не знал?
— Запамятовал, знаешь ли. На войне не до щедрости.
— А до войны?
— До войны ты был мёртв в течение шестнадцати зим, и изображать великодушного правителя пришлось мне, — фыркнул Май, пришпоривая лошадку. Угнаться за Шторм-конём даже по земле, а не по воздуху было не так-то просто.
— Только не говори, что тебе понравилось! — хохотнул Весьмир.
Он явно не ожидал, что в ответ советник скривится:
— По правде говоря, не очень. Сплошные хлопоты. Справедливый суд верши, за людей отвечай… Оно мне надо?
— Повезло тебе с другом. — Весьмир откинулся на спину Лиса. — Мало есть людей, которые, узнав вкус власти, добровольно от неё откажутся.
— Сам знаю! — Лис не удержался, ткнул чародея локтем в бок, чтобы не умничал.
А Май вдруг тряхнул головой, как норовистый конёк:
— Я согласен, княже. Но если моё решение тебе не понравится, — не обессудь. И не чини препятствий.
— Как скажешь, так и поступим — я от своего слова не откажусь. Только обещай, что сначала всё-таки выслушаешь Весьмира.
— Своевременное условие, — усмехнулся Май. — Я как раз хотел бросить его прямо здесь. И пусть бы топал до своих, как захочет.
— Спасибо, что хоть в снег, а не в дёготь и перья, — буркнул Весьмир из-под капюшона.
Май в ответ сверкнул глазами:
— Идея хороша. Возьму на заметку, раз уж твоя судьба теперь в моих руках, чародей.
— Ах, если бы только моя… — вздохнул пленник. — Это судьба всей Диви и Нави, приятель. Так что постарайся принять мудрое решение.
— Пока я считаю достаточно мудрым завязать тебе глаза, чтобы ты не запомнил дорогу.
— Тряпицу одолжить? — Весьмир скалился, что твоя огнепёска.
Так, слово за слово, они добрались до лагеря как раз к наступлению темноты. Там Лис велел слугам подавать ужин, да погорячее, целителям приказал немного подлатать пленника, а сам повёл Шторма в стойло (конюхи боялись подходить к норовистому жеребцу). Расседлав коня, княжич накормил его половинкой молодильного яблока. И тут его осенило: так вот что надо будет попросить у царя Ратибора в обмен на пленника! Зима зимой, а у этого жадины наверняка в закромах запас с прошлых урожаев. Тогда Шторм будет доволен и не придётся на другого скакуна пересаживаться.
С этой мыслью Лис вошёл в шатёр, где его ждали Май с Весьмиром, и, подув на озябшие пальцы, спросил:
— Как думаешь, сколько ты стоишь в молодильных яблоках по мнению Ратибора?
Чародей показал два пальца.
— Две сотни? — жадно потёр ладони княжич.
— Два яблока. Или, скорее, огрызка. Царь меня не слишком жалует, увы.
— Наверное, чует, что ты против него замышляешь. — Лис откинулся на подушки и запустил руку в вазочку с сушёными ягодами (и пусть утрутся все, кто считает, что начинать нужно с супа!).
Весьмир устроился прямо на наваленных возле очага шкурах. Сидел уже без рубахи, зато в бинтах и невозмутимо черпал баранью похлёбку с таким видом, словно находился на пирушке, а не на допросе.
Май передвинул на столе подсвечник так, чтобы пламя осветило худое лицо пленника.
— Ну, говори. И постарайся быть убедительным. Или ты сюда пожрать пришёл?
— Не настолько в Дивьем царстве голодно, чтобы я в Навь поужинать напрашивался, — улыбнулся чародей. — Что именно ты хочешь узнать?
— Ответь, в чём для нас ценность заложника, за которого и целого яблока не дадут?
— Ты, советник, не ёрничай. Дело-то серьёзное. Царь наш, как бы это сказать помягче… умом тронулся.
— Давненько уж, — не удержался княжич и, получив в ответ два укоризненных взгляда, потянулся за ложкой. — Всё, молчу-молчу, не перебиваю, ем супчик.
— Я не шучу, Ратибор безумен. — Весьмир повернулся, чтобы поставить пустую тарелку позади себя, и Лис присвистнул: ого! Кому-то здорово досталось. Вся спина чародея была исполосована. Но, присмотревшись, княжич понял, что рубцы не сегодняшние, а где-то с седмицу назад полученные. Одни поджившие, другие всё ещё воспалённые. От плетей такие бывают.
— Царь подозревает всех и вся, — продолжил Весьмир. — Его пищу пробуют. Все обереги проверяются. Стража ходит за ним повсюду — даже в покои царицы. Всех несогласных жестоко наказывают. Кого на правёж, кого в темницу. Иных вообще вешают. Вот и меня в заговорщики записали. Только хотите верьте, хотите нет — я ни о чём таком тогда не помышлял. Мы с Ратибором часто ссорились, потому что я указывал ему на
