несладко. А Кощей ещё и подлил масла в огонь:
— Вы обе радоваться должны. Чай не в острог вас везут, а в княжий замок. Станете как сыр в масле кататься, в шелка рядиться, яства заморские кушать и горя не знать, коли послушными будете. А с непокорными — смотрите — у меня разговор короткий.
И Василиса поспешно вытерла слёзы рукавом. Не потому, что жених велел, а из гордости — в конце концов, она сама выбрала свою судьбу, знала, на что идёт, чего уж теперь рыдать-горевать? Коль будешь у Кощея на хорошем счету, проще будет подольститься и узнать, где его смерть запрятана…
— Грустно мне с родными расставаться, княже, — она через силу улыбнулась. — Батюшку родного когда теперь увижу? И сестрицу Злату. И бабушку.
Про Ванюшку она благоразумно промолчала, хотя скучала по нему так, что внутри всё переворачивалось от горя. Пусть не её суженый, а Даринкин, но Василисе хватило бы и хоть изредка его видеть, хоть малым словечком перекинуться.
Только Кощею даже эти слова не по нраву пришлись:
— Ты почти что мужняя жена. Нынче я для тебя и батюшка, и бабушка, и свет в окошке. Забудь прошлую жизнь, Василиса. А не забудешь, так я заставлю. На этот счёт особые заклятия есть.
— Не надо заклятий, княже, — взмолилась Василиса. — Я уже обо всем забыла, клянусь!
Теперь ей стало действительно страшно. Расставаться с друзьями и близкими, проститься с ведьминской стезёй, пойти замуж за нелюбимого было худо, но себя потерять, души и памяти лишиться — ещё хуже.
— А ты, Даринушка? — Кощей глянул на Марьяну, и та заулыбалась за двоих.
— Да мы с сестрой вовсе не грустим, Кощеюшка. Просто бабы глупые — ты разве не знаешь? Вечно смеются, когда надо плакать, а рыдают токмо от счастья.
Кощей нахмурился, сверля её взглядом тёмных угольных глаз, и вдруг рассмеялся:
— Ну коли так, то плачьте, дозволяю! Василиса, что же сразу не сказала, что это слёзы радости?
— Да вот побоялась, что дурочкой меня считать будешь.
Снисходительная лыба Кощея стала ещё шире. Трудно было представить себе человека, которому бы так сильно не шла улыбка. От этого тонкие черты его лица ещё больше заострялись, становились пугающе-хищными. А в угольные глаза будущего мужа Василиса и вовсе старалась смотреть: стоило даже исподтишка глянуть, как её пробирала дрожь. Поэтому она отвернулась и уставилась в окошко.
Внизу простирался глухой бескрайний лес — такой, что ни пешему не пройти, ни конному не проехать, ни даже зверю прошмыгнуть: сплошные болота да бурелом, и никакого пути, кроме как по воздуху. Бабки говорили, что этот лес зовётся мёртвым. Зайдёшь в него — и поминай как звали. Потому что не простой он, а волшебный: на границе миров находится. Растёт-шумит одновременно в Яви, Диви и Нави, а корнями аж до самого Сонного царства тянется…
Когда над верхушками мрачных елей показалось солнце, навий князь щёлкнул пальцами, и небо вмиг затянули серые тучи, пошёл дождь, похожий на осенний. Казалось, сама природа оплакивала участь двух девиц, оказавшихся в Кощеевой власти, — не первых и наверняка не последних его жертв. Да, сбежать из этих земель будет непросто…
В воздухе вдруг резко пахнуло горьким дымом, и Кощей, поймав встревоженный взгляд Василисы, охотно пояснил:
— Не бойся, красна девица, не пожар это, а всего лишь Огнь-река, что в моих угодьях протекает, — граница Нави. Скоро будем пролетать над ней. Нет через неё ни брода, ни мостов — каменные и те сгорают. Да что там, даже птицы дохнут на лету — такой уж сильный жар. Решишься сбежать — тоже пеплом станешь. Только я тебя раньше споймаю. Рассказать тебе, как у нас наказывают беглецов?
Василиса приложила обе ладони к груди, чтобы унять зачастившее сердце. Он что, мысли читает? Она ведь и впрямь о побеге думала.
— Не желаю ничего слышать, — она повела плечом. — Ибо это знание мне без надобности. Забыл, что ли, княже? Я сама к тебе в жёны напросилась. А ты княгиней меня сделать обещал.
— Обещать-то обещал, — кивнул Кощей, играя перстнями на костлявой руке. — Да вот только есть одно условие…
— Что ещё за условие?
— Которая из жён мне наследника родит, ту я княгиней и сделаю. Дочерей-то у меня тьма-тьмущая — я на втором десятке и считать сбился, — а вот сыночка-кровиночки ни одного нет. Так что всё в твоих руках, Василисушка. Коль сестра твоя первой успеет парнишку принесть, значит, ей княгиней быть. Другим моим супругам то же самое обещано. Они изо всех сил стараются. Вон старшая жена — Алатана — нынче как раз на сносях. Может статься, обскачет она тебя, коль судьбе будет угодно.
— И сколько же у тебя всего жён, Кощеюшка? — Марьяна нервно потеребила кончик косы.
А Василиса аж дыхание затаила, боясь не расслышать слов за громким треском пламени в Огнь-реке. На её лице выступил пот — нестерпимый жар проникал даже внутрь повозки, в воздух то и дело взмывали жгучие искры. По её разумению, чем больше жён было у Кощея — тем лучше. Хотя бы нечасто в гости захаживать будет. Но навий князь разочаровал её своим ответом:
— С вами как раз пять станет. А все прочие — бывшие — в остроге сидят на хлебе и воде, — он облизнул тонкие губы и многозначительно хмыкнул. Мол, смотрите у меня, девки, не перечьте. Запугивает, значит.
Пока Василиса обмахивалась платком, навий князь обвёл тяжелым взглядом притихших невест и вкрадчивым шёпотом добавил:
— Кстати, вы животных любите? А то у меня питомцев много, и мучить их не след. Узнаю — не пощажу.
Василиса с Марьяной, конечно, заверили, что обижать никого не будут. А про себя подумали: может, не такой уж и гад этот Кощей, коли за тварей божьих так радеет? Но мысль эта жила в их светлых головушках ровно до той поры, пока они этих тварей в чёрном замке воочию не увидели.
Сам
