замок, признаться, тоже девиц не обрадовал. Он торчал, словно осколок гнилого зуба, посреди высокой каменной насыпи, окружённый глубоким рвом. Всюду, куда хватало взгляда, простирались бескрайние снежные просторы, и если прежде Василиса с Марьяной не знали, куда деваться от жара Огнь-реки, то теперь у них зуб на зуб не попадал от холода. И только Кощею было хоть бы хны!
Снаружи уже смеркалось, тоскливо завывал ветер, оконца покрылись ледяными узорами, изо рта с каждым выдохом вырывался пар, и девушки жались друг к другу, словно птички на ветке в морозный день.
— Вот потому-то из беглецов никто не доходил до реки, — задумчиво пояснил Кощей, указав рукой куда-то вниз. — Замерзали раньше. Зато в замке хорошо, тепло. Впрочем, скоро вы сами всё увидите.
Василиса вздохнула: так вот ты какая, Навь, земля Кощеева: опасная, неприветливая, злая. А им здесь предстояло жить — возможно, до конца своих дней.
Повозка вдруг начала снижаться так резко, что аж уши заложило. Они миновали внешнюю зубчатую стену, облетели кругом одну из семи высоких башен, иглами проехавших небесную синь, и приземлились прямо на широкую огороженную площадку внутренней стены.
— Добро пожаловать в Волколачий Клык, — Кощей распустил завязки на бархатном мешочке, висевшем у пояса, и вручил каждой невесте по маленькой обитой алым сафьяном коробочке с тиснёной двуглавой змейкой.
— Что это? — Василиса сжала подарок в кулаке, не решаясь открыть его.
— Волшебные перстни, конечно. Венчальные. С ними я всегда буду знать, где находятся мои жёнушки-красавицы. И вдобавок вас не сожрут мои питомцы. А то они у меня порой любят отведать человечинки.
Он вдруг громко свистнул — аж в ушах зазвенело. Василиса от неожиданности вскрикнула, а в ответ на зов Кощея вдалеке раздался хриплый собачий хор. Лаяли больше десятка псов одновременно.
— Ну, увидимся на свадебном пиру, — навий князь вышел из повозки и шумно втянул ноздрями воздух (здесь, на стене, пахло факельным маслом, мокрой соломой и пёсьим духом). — До тех пор же не смейте меня тревожить. Мары отведут вас на женскую половину.
— Мары? — ахнула Марьяна. — Это те, что насылают кошмарные сны?
— Они самые, — навий князь не обернулся, но по тону чувствовалось: он больше не улыбался. Наоборот, даже нотки раздражения появились в голосе.
— А как же…
— Помолчи! — скомандовал звонкий женский голос с другой стороны повозки. — Навий князь ясно велел: не тревожить!
Обе невесты обернулись на окрик (Марьяна от неожиданности ещё и втянула голову в плечи), но никого не увидели. Пока они в недоумении оглядывались, Кощея уже и след простыл.
Мокша, кряхтя, слез с козел и протянул Василисе свою перепончатую жабью лапищу, чтобы помочь выбраться. Но та, фыркнув, вышла сама, подобрав повыше юбки. Марьяна последовала её примеру.
— Вы, девоньки, зла на меня не держите, — обиженно проквакал болотник. — Не по своей воле я в услужение к Кощею попал, а по глупости большой. Теперь вот маюсь. Хотел бы вернуться в родное болото, а не девок красть, да только выбора у меня нет.
— Выбор есть всегда! — сурово отрезала Марьяна, уперев руки в бока.
Василиса знала: уж если их работница становится в такую позу, ни за что её не переспоришь! Но Мокше, конечно, об этом было знать неоткуда.
— Борзая ты больно, Даринка, — он угрожающе раздул жабры. — Посмотрим, как ты через денёк-другой запоёшь, когда увидишь, каков князь Кощей на самом деле.
— Да что ж это такое: то один запугивает, то другой. Я, между прочим, не из боязливых!
Марьяна хотела добавить что-то ещё, но слова вдруг застряли у неё в горле, а глаза остекленели. Василиса проследила за её взглядом и обомлела: прям к ним нёсся огромный пёс. Да какой! Громадный! Одни клыки размером с ладонь, из пасти вязкая слюна капает, шерсть чёрно-серая, будто пеплом присыпанная, а зенки огненные злобой так и пышут. Такой зверь походя порвёт в клочки и дальше побежит…
Мокша, сплетя лапы на груди, с кривой ухмылочкой наблюдал за напуганными девицами. Но Марьяна не позволила ему долго наслаждаться своей беспомощностью: встрепенулась, открыла коробочку, Кощеем подаренную, и надела кольцо на безымянный палец. Ещё и Василису в бок локтем пихнула: мол, чего стоишь, действуй!
Она, спохватившись, тоже напялила перстенёк: тот ей как раз впору пришёлся, будто по заказу сделанный. Обхватил палец крепко-крепко — и захочешь, а просто так не снимешь, — и жёлтым янтарьком, словно огонёчком, подмигнул.
Пёс вмиг потерял к ним интерес, развернулся и потрусил себе дальше по гребню стены, ловко перепрыгивая через зубчатые зазоры. Так вот какие они, значит, Кощеевы питомцы…
— Сообразительные вы девки, — в квакании Мокши слышалось больше досады, чем одобрения. — А коли так, уясните себе раз и навсегда: тут свои правила. Забудьте всё, чему вас учили: добру там, справедливости, взаимопомощи… Тьфу! Всё это глупости. Тут, в Навьих землях, каждый сам за себя. Ясно?
— Вообще-то он прав, — раздался тот же голос, который совсем недавно велел Марьяне замолчать. И на глазах у изумлённых невест прямо из воздуха соткался тонкий девичий силуэт. — Этот болотник частенько чепуху мелет, но бывает так, что и дело говорит.
Мокша от возмущения ещё больше выкатил глаза и запыхтел, не в силах быстро подобрать достойный ответ на такое вопиющее оскорбление.
Первое, что бросилось в глаза Василисе, — незнакомка была одета в мужское платье. По навьей моде, конечно: свободные шаровары, подвязанные серебряными шнурами у колен, рубаха с широким рукавом и намотанный вокруг горла струящийся шарф — всё из чистого шёлка. На плечи был накинут длиннополый жилет, отороченный по вороту мехом: чёрным, как и всё прочее одеяние. На поясе, украшенном серебряными бляшками с чеканными двухголовыми змеями, висел изогнутый клинок: не меч, не кинжал, а что-то между. Короткие — всего-то до плеч — волосы девицы напоминали вороново крыло: такие же ухоженные и блестящие, с отливом в синь. Слегка раскосые глаза казались похожими на спелые вишни — нет, не карие, а тёмно-бордовые: такими только самые спелые ягоды бывают. Кожа была
