дом и сейчас же назад. И заорал на весь двор, как петух:
— Николай! Сейчас же домой! Слышишь? Кому я говорю? Сейчас же домой!
Поорал, поорал, а потом словно с цепи сорвался — вдруг бросился в Мишкину квартиру.
Мишка на балконе испугался, к перилам прижался, рад под пол провалиться. Но Маевский — не на балкон, не к Мишке, а к тете — к хозяйке. Вошел и говорит, как будто между прочим:
— Евдокия Евсеевна! Вы моего идиота случайно не видели?
Тетя выскочила из кухни — чепец набок, а маленькие глазки лезут на лоб. Выскочила и запела:
— Нет, Георгий Аммосович! Не видала, Георгий Аммосович. А что случилось, Георгий Аммосович?
— Удрал, мерзавец!
— Ах, какой бесстыдник, — заахала тетя. — Вот неблагодарный! Где же он?
Но как они ни старались, как ни горячились, а Кольку так и не нашли! Он словно растаял, как тогда, давно, словно растаял беглый арестант!
Необъяснимо растаял…
Да! Не стало Коли, не стало бедняги! Но часто-часто, на каждом шагу вспоминали о нем ребята. И Мишка вспоминал.
Выйдет на крылечко и вспоминает: вот тут он в первый раз увидел Колю. Рядом с самоваром. И тут же, тут же Маевский ткнул сапогом прямо в рот Коле.
Дойдет до ворот и снова вспоминает: как весело шли с речки, после того, как Коля переплывал. И вдруг у калитки злой беспощадный голос: «Николай! Ты куда ходил? Кто тебе разрешил?»
Прибегут на речку — вспоминается, как Коля пришел сюда в первый раз, как разделся, и все увидели, что он весь в синяках да в кровавых коростах. Еще Тайка поглядела и сразу заплакала. Вот рева-корова.
А потом вспомнится, как Коля плыл через реку: волнуется, торопится, так шлепает ногами, что брызги летят на берег. А ему кричат: «Спокойно! Коля, спокойно! Коля, не торопись, а то захлебнешься!»
Придут к солдатам, вспоминают: вот тут Коля сидел, тут ел кашу, тут его бородатый солдат приголубил.
А этот бородатый солдат, Иван Сидорович Вогинцев, каждый раз спрашивает: «Ну, как? Нашелся?»
А когда он узнал, как расправились с Колей, тогда стал мрачный, сердитый, бросил ложку в траву и шепотком сказал про Маевского: «Мы этого живоглота тоже знаем. Но… отольются кошке мышиные слезки!»
Вот как Коля всем полюбился!
Один Тоська-поляк почему-то не вспоминает о Коле. И вообще он переменился, зазнался. С ребятами не играет, все сидит дома.
— Ну и пусть сидит! И без него обойдемся!
— Поляк так поляк! — сказал Толька о Тоське. — Недаром они Тараса Бульбу сожгли. Они и в бога-то верят не по-нашему!
…Все вспоминали о Коле, говорили о нем. Но вдруг случилось сначала нечто смешное, веселое, а потом нечто странное, таинственное. И Мишка даже ненадолго позабыл о Коле.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Две одинаковые Тайки
⠀⠀ ⠀⠀
Смешное началось совсем не смешно, а очень просто: Ольга Ника-норовна, Тайкина мама, купила себе материи на платье. Купила и принесла домой, а дома ей разонравилась материя: «Какая-то деревенская»..
Но не будешь добро выбрасывать. И она велела портнихе сшить платье для Тайки.
Тайка немного покапризничала: «Не надо мне деревенской материи!» А на самом деле она рада-радешенька. Да еще вышло не одно платье, а сразу два. Оба совсем одинаковые: широкие, длинные, потому что Тайка очень быстро растет, и ей надо шить с запасом.
И вот как-то утром Сережка и Мишка сидят на крылечке. За телеграммами еще рано, так они сидят и беседуют.
Вдруг появляется Тайка в новом платье — белые горошки по красной глади, — сходит со своего крылечка и шасть на улицу.
Идет, форсит, а их как будто не замечает.
— Загордилась в новом-то платье! — сказал Мишка.
— Подумаешь! — отозвался Сережка. — А вот мы ее сейчас за косы!
Перебрались к ее крылечку, стали ждать. Ну, скоро ли она вернется?
Вот она открыла калитку, вот идет по двору, вот подходит к крылечку. Сейчас надо ее хватать!.. Но что за диво! Что за чудо!
Из комнаты, на крылечко, навстречу Тайке выходит другая Тайка! Такое же красное платье в белых горошках, из-под такой же белой косыночки выползла такая же рыжая прядочка волос, и глаза такие же голубые, и носик такой же остренький!
Идет одна Тайка навстречу другой Тайке! Так не бывает и быть не может, а вот — идет!..
Сережка и Мишка раскрыли рты и ничего не могут понять.
А Тайки сошлись — встретились, повернулись, подходят к ним и вовсю хохочут.
— Это я первая придумала! — кричит ребятам первая Тайка.
— Нет я! Я первый придумал! — кричит вторая Тайка.
Услышав их голоса, Сережка и Мишка сразу все поняли. Оказывается, одна Тайка — настоящая. А вторая Тайка — Толька, но он влез в Тайкино платье и Тайкину косыночку подвязал. И стало так, что не отличишь одну Тайку от другой.
Смешно — задохнуться от смеха можно!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Таинственный стекольщик
⠀⠀ ⠀⠀
Посмеялись над Тайками, побежали продавать телеграммы. Тут-то и случилось нечто непонятное, таинственное.
Мишка опять получил телеграммы первым и выбежал первым:
— Экстренный выпуск! Последние телеграммы с фронта!
Но Сережка быстро догнал его и даже перегнал. Мишка еще на углу у собора, а Сережка уже бежит под горку к Верхнему рынку и кричит еще громче:
— Экстренный выпуск! Последние телеграммы с фронта!
Это Мишка научил его так кричать.
На углу, рядом в Мишкой, остановился какой-то бородатый стекольщик с ящиком на плече. Мишка заметил, что стекольщик смотрит вслед Сережке. Смотрит и шевелит губами, словно хочет не то сказать что-то, не то крикнуть.
Мишка быстро догадался, в чем дело: видимо, стекольщику надо телеграмму. Он не успел ее купить и теперь хочет подозвать Сережку назад.
Но зачем звать Сережку, когда и у Мишки есть телеграммы.
— Дяденька! Вам телеграмму?
Стекольщик рассеянно посмотрел на Мишку пустыми глазами, словно ничего не слыша и не замечая. Потом вдруг глаза его ожили, загорелись, и он сказал:
— Давай! Я хотел у того парнишки купить, да он больно быстро, убежал. Это что за бегун такой знаменитый?
— Это — Сережка, дяденька. Он быстро бегает, чтобы все продать. Ему деньги нужно!
— Он что? На деньги жадный? — спросил стекольщик, а сам псе смотрит вдаль, на Сережку.
— Нет… Не жадный… Он матери помогает…
Тогда стекольщик говорит:
— Пойдем-ка в этот садик. Чего на улице стоять, в чужих глазах маячить? Пойдем, посидим, поговорим.
Вошли в соборный садик. Сели в
