- Ну почему? - снисходительно улыбнулась Данка. - Он у тебя симпатяга...
Из-за дверей бывшей комнаты девочек, которая теперь служила приютом Юлии и Кристине, доносились голоса художников. Когда Юлины друзья появлялись в доме, Цеся обычно убегала куда подальше, однако на сей раз вынуждена была изменить своему правилу, так как оставила в комнате портфель с книгами и тетрадями. Если б не Данка, Целестина
предпочла бы отправиться в школу с невыученными уроками - она готова была сделать что угодно, лишь бы не входить в комнату, полную людей. Но рядом стояла Данка, и по ее лицу разливалось выражение блаженной лени. Цеся напрягла всю свою волю и, приняв светский вид, постучала в дверь.
В комнате плотной завесой висел дым. Везде - на стульях, на диване, на полу - расположились художники; в их пестром обществе царила Юлия в пурпурном халате с черным зигзагом на спине. Цеся, не отрывая взгляда от кончиков своих туфель, протиснулась за спинами ярких девиц к столу, на котором лежал портфель.
Судорожно, как за спасательный круг, ухватившись за ручку портфеля, она выпустила из легких воздух и шмыгнула обратно к двери, преследуемая мучительным ощущением, будто кто-то все время за ней наблюдает.
У порога Цеся все же осмелилась поднять глаза и... захлебнулась дымом. Она кашляла и плакала, а в голове стучала одна-единственная мысль: "Бородач, бородач, бородач..."
Бородач сидел на полу возле дивана и в упор смотрел на Цесю.
- Эй, Юлька, - сказал он наконец, хлопнув по коленке старшей из сестер Жак, - глянь-ка, это кто ж такой?
- Это? Это моя сестра, - рассеянно ответила Юлия, прислушиваясь к тому, что в это время рассказывал ее драгоценный Толек.
Бородач встал и, перескакивая через тела коллег, настиг Цесю.
- Подумать только! Вот так встреча! - сказал он и вышел следом за перепуганной Целестиной в коридор. - Ну что, - спросил он, пошли в кино?
Стало быть, это всего-навсего Юлькин однокурсник! Цеся испытала некоторое разочарование. Подсознательно бородач представлялся ей чуть ли не полубогом ну, скажем, киноактером или лыжником европейского класса. То обстоятельство, что черноокий красавец оказался обыкновеным студентом Академии художеств, сыграло против него: неотразимое очарование незнакомца сильно померкло.
- Здравствуйте, - подчеркнуто громко произнесла Данка, задетая тем, что бородач до сих пор не обратил на нее внимания, хотя она стояла рядом, грациозно прислонясь к вешалке для верхней одежды.
Цеся с легкой опаской подумала, что ее подруга очень хороша собой.
Бородач окинул Данку рассеянным взглядом.
- Мое почтение, - произнес он и немедленно повернулся к Цесе: - Нам просто суждено пойти в кино.
Цеся отличалась застенчивостью и скромностью. Но при этом она была представительницей своего пола, и вдобавок шестнадцатилетней его представительницей. Эти два фактора и определили ее ответ.
- Если для вас это имеет такое значение... - сказала она, наслаждаясь своей новой ролью и искоса поглядывая на Данку. - Что ж, можно пойти. Но только на хороший фильм.
- Пошли сегодня! - нетерпеливо воскликнул бородач.
- Сегодня мы занимаемся, - твердо ответила Целестина.
- Тогда завтра!
- Если для вас это имеет такое значение... - упивалась Цеся, - пожалуй, мне было бы удобно завтра на двадцать. Днем я опять буду занята.
- Можем завтра отменить занятия, - не без ехидства предложила Данка. Такой случай...
- О нет! - возразила Цеся. - У нас еще физика. Да и польский. Дмухавец с тебя три шкуры сдерет.
Одного взгляда на решительно выдвинутой вперед Цесин подбородок было достаточно: Данка поняла, что спорить бесполезно. И, вздохнув, покорно открыла дверь, ведущую на башенку.
7
Вечером следующего дня Цеся с подкрашенными ресницами, в Юлином пальто и Юлиной шапочке подходила к кинотеатру "Балтика", источая тонкий аромат французских духов сестры и чувствуя себя красивой и соблазнительной. Ей казалось, помани она пальцем - весь мир будет у ее ног.
Появился элегантно одетый бородач, издали помахивая билетами. Цеся подошла к нему, улыбаясь, как Джиоконда. Ох, ну и забавный у него был вид! Увидев ее, бедняга остановился как вкопанный, хлопая глазами и пытаясь понять, кто же она в самом деле и почему так изменилась.
- Это ты? - на всякий случай спросил он, чем доставил Целестине несказанное удовольствие.
- Я, - ответила она, взмахнув ресницами.
- Значит, тогда, с рыбами, которые текли...
- Тогда тоже была я.
- Но в парке у памятника...
Цеся взяла его под руку, восхищаясь своей непринужденностью.
- Все очень просто, - объяснила она. - Метаморфозы со мной происходят в зависимости от того, дает мне сестра свое пальто или нет. Сегодня дала.
Бородач недоверчиво поглядел на нее и коротко засмеялся:
- Нет, знаешь... ты в самом деле... Ты мне в самом деле нравишься.
- Угум... - проворковала Цеся.
Бородач был ну, может, не столь неземной и восхитительный, как ей показалось вначале, но, безусловно, ужасно симпатичный. Кроме того, он был такой красивый, такой яркий и вообще артистичный, что притягивал все женские взоры в радиусе десяти метров. Целестина всерьез недоумевала, почему в обществе этого красавца чувствует себя легко, свободно и уверенно. Не заикается, не краснеет, не потупляет глаз. Наоборот, Телятинка с удивлением отметила, что она находчива и остроумна, просто-таки чертовски остроумна. Разговор завязался непринужденный и веселый, оба от души смеялись, поддразнивали друг друга. Бородач взял Цесю под руку и повел, легонько прижимая к себе. От приятно было так шагать, сознавая себя эдаким маленьким беззащитным эфемерным созданьицем, нуждающимся в заботе и ласке, неспособном пройти и пяти метров без поддержки сильной мужской руки.
Цеся упивалась этим новым, неведомым прежде чувством, как вдруг увидела Гайдука. Он стоял, подпирая стенку, в ярко освещенном вестибюле кинотеатра. Лицо у него было бледное и осунувшееся, под глазами круги. Стоял сгорбившись, глубоко засунув руки в карманы, неподвижным взглядом уткнувшись в пол.
- Пожалуйста, говори мне "ты", - трещал бородач, лавируя в толпе, заполнявшей вестибюль.
Они приближались к Гайдуку, и Цеся совершенно непроизвольно высвободила свою руку из руки бородача.
- Привет! - крикнула она. - Ты почему сегодня не был в школе? - и помахала Гайдуку рукой.
В ответ она была удостоена взгляда, после которого ей вдруг показалось, что из вестибюля исчезли все, кто там находились. Воцарилась мертвая тишина, всякое движение прекратилось, одна Цеся стояла перед Гайдуком в необъятной пустоте, понимая, что в чем-то виновата, что совершила какую-то страшную, непростительную ошибку. В неподвижных чистых глазах Гайдука было презрение, отвращение и ropькая насмешка. Когда же он посмотрел на бородача, взгляд его стал издевательским. Потом Гайдук опустил глаза и замер, снова уставившись в пол.
- Меня зовут Зигмунд, - сказал бородач и потащил Цесю дальше.
Она пошла за ним, а голова у нее звенела, как пустой жбан. Чего этому Гайдуку надо? Что случилось? В чем она виновата?!
Впрочем, ей-то что. Не станет она из-за него переживать. Даже не подумает. Нахал. А она, дурочка, еще ему помахала. Интересно, зачем? Нет, ну какой нахал! Ладно с сегодняшнего дня она тоже перестанет его замечать. Какое ей, собственно, до него дело?
Бородатый Зигмунд, который ровным счетом ничего не заметил, обнял Цесю за плечи и весело чмокнул в щеку. Прекрасно. Пусть Гайдук видит. Цеся гордо вскинула голову и в объятиях бородача вплыла в зал.
8
- Я целовалась, - сказала Цеся и в упоении закрыла глаза.
- Шутишь! - тихо воскликнула Данка. - С этим художником?
- А то с кем же!
- В кино? - допытывалась Данка, забыв о ватрушке, которую держала в руке.
- Нет, после кино, - ответила Цеся, не открывая глаз.
Девочки стояли под пальмой в конце коридора. Большая перемена только что началась, и изо всех дверей в коридор хлынули ревущие потоки одолеваемых голодом и жаждой учеников общеобразовательного лицея. Все они либо уже что-то жевали, либо разворачивали пакеты с завтраками.
Возле стенгазеты двое ребят серьезно обсуждали актуальные проблемы спорта. Неподалеку от них три выпускника громко разглагольствовали о Кьеркегоре[6]. Целестина открыла глаза и подумала, что мужчины в самом деле смешной народ. Столько страстей из-за какого-то там футболиста или философа, а заглянешь им в душу - непаханая целина.
- Думаю, он в меня влюбился, - сказала она, горячо желая, чтобы так оно и было на самом деле.
- А ты? Скажи, что ты почувствовала, когда он тебя поцеловал? - спросила Данка с набитым ртом.
- Знаешь... - Цеся немного подумала, после чего ответила честно: Целоваться, конечно, приятно, но, пожалуй, вокруг этого слишком много шуму... Я имею в виду всякие фильмы и тому подобное, понимаешь? Честно говоря, меня ужасно разбирал смех, но, может, это только я такая дурочка...
