сниму?
Ну почему это так смешно, если мордой в торт? Или в вату?
…Мама показала мне фотографию, и я понял, почему это смешно. И мы смеялись втроём, вместе с этой взрослой девушкой; мне неловко было поднимать на неё глаза, и я смотрел только на юбку: такая юбка у неё красивая, жёлтая. Особенный какой-то цвет.
А потом купили и мне сладкую вату – с пяти лет ни разу не ел.
Скорее смешно, чем вкусно.
* * *
Я иду на специальность, опаздываю. И тут позвонила Лида. Так странно, я не хотел отвечать; но вдруг что случилось?
…Да, случилось.
– Глебу не могу дозвониться… Байрона убили.
Я первые секунды не мог сообразить, кто такой Байрон. Слово знакомое: певец, актёр? Или знакомый кто-то? «Нет, я не Байрон, я другой». Вспомнил. Лида чего там, совсем с ума сошла?!.
Тьфу, это же Лидин кот. Чёрный, хромой и с мерзким характером. Руку мне разодрал как-то, я играть не мог. Стоп, при чём тут рука: его убили?!.
– Я сейчас приеду! Слышишь? При-е-дуу! – ору я в телефон.
Лида рыдает.
Я на ходу отправляю смс отцу, что я у Лиды. Потом пишу Герде, что меня не будет. Без объяснения, она поймёт: раз меня нет, значит, что-то важное.
…Лида сидит на скамейке во дворе. Её трясёт. Я стягиваю с плеча виолончель, отдаю Лиде свою куртку; она сначала не попадает в рукава, а потом я удивляюсь, что они ей длинные.
– Он там, – шепчет Лида, – за скамейкой.
Я смотрю на Байрона и тут же отвожу глаза. Кажется, камнем его. Вот и кусок кирпича рядом валяется. Вот гады. Гады! Кто это сделал?!.
Не могу смотреть. Но и Лида не может; а у меня есть преимущество. У неё линзы, а у меня очки. Я их снимаю – некуда деть, цепляю за ремень. Чтобы не видеть. И подхожу к Байрону. Что делать, как?..
Мне жарко, даже взмок. Снимаю рубашку, остаюсь в футболке; в рубашку заворачиваю кота. Достанется мне за испорченную вещь, но ладно. Нет, очки всё-таки надо, а то земли не вижу, и руки заняты, и кот… кот?..
– Лида!
– Что, ну что, – шепчет она.
– Он живой! Он дышит! В ветеринарку надо, срочно!
Лида мечется: «Что же я раньше!..» – не может найти в своём телефоне ни ветеринарку, ни такси. Я даже злюсь на неё: ну как так можно, взрослый же человек! И я не могу достать свой телефон – кот же, руки заняты! Боюсь шевельнуться, выдыхаю и медленно, максимально чётко говорю ей:
– Лида! Открой контакты. Да. В строке поиска пиши: «ве-те-ри-нар», – я вдруг слышу себя со стороны. Как будто не я говорю, а мой отец, когда всех воспитывает. Вот же ужас.
– Нет, ничего нет, – бормочет Лида.
Ну как так, столько лет жить с кошками и не найти этого телефона! Наизусть должна знать!
Байрон дышит. Я стараюсь не двигаться – не сломать бы там что-то, внутри него!
– В интернете ищи. Открывай… Нет, просто такси вызывай. Такси! – телефон у неё в руках гаснет. Сел.
– Ой, – говорит она.
– Ай! – говорю я. – Осторожней!
Какой-то псих толкает меня в спину. Не специально: просто наткнулся. Смотрит в свой телефон, ничего не видит вокруг! Он поднимает глаза от экрана, разглядывает меня. Вспоминает, наверное, где мы раньше встречались.
– Здравствуйте, – говорю я ему.
– Что-то случилось? – спрашивает Эппл.
– Вызовите, пожалуйста, такси, – говорю я. – Нам к ветеринару нужно.
Он несколько секунд смотрит своими тёмными глазами на меня, на Лиду, на кота. Опять на Лиду. Как будто возвращается из другого мира.
– Да, конечно! Такси… сейчас… Кота машина сбила?
– Нет, не машина. Люди, – отвечает Лида.
– Да, сейчас. Сейчас! Ваш заказ… через две минуты. Две минуты!
Он говорит номер машины, и правда – через пару минут мы уже в такси.
Я сажусь с котом на переднем сиденье, боюсь Лиде его передавать, чтобы не беспокоить лишний раз.
– Мы вам деньги потом вернём, – говорю Эпплу.
– Какие деньги?
– За такси же!
Он молчит, хлопает глазами. Я забываю про него, у меня есть дела поважнее. У Байрона бьётся сердце, я чувствую. Рубашка стала какая-то липкая. Успеем, нет?..
* * *
В ветеринарке нас пропускают без очереди. Укол, другой укол, капельница, и Байрон сердито дёргает хвостом. Выживет всем назло, сказал врач; я чуть не расплакался. Лида осталась сидеть с ним – с котом, не с врачом, – а мне сказала:
– А ты поезжай домой.
– Домой? Как же ты тут одна?..
– Я уже нормально, ты же видишь. Спасибо тебе! Всё бросил, приехал…
И в этот момент у меня вспыхнуло в голове. Всё бросил!
Виолончель!!!
…Я шёл на специальность, она у меня была. Потом кот. Потом… что, я оставил её там, во дворе?!.
Пол поехал под ногами. Виолончель! Другую мне никогда не купят. Никогда.
…Обратно я бегу ногами, сам. Тут недалеко. Попутных машин нет, да у меня и денег нет, и хорошо. В машине я бы с ума сошёл! А тут – левой, правой. Дышать, дышать! Не думать! Сердце сейчас выскочит, вот я дохляк, бегать не умею совсем.
И только перед аркой во двор я отчётливо представил: виолончели там нет. Что я буду делать? Звонить в полицию?
Не сразу вижу его – белый футляр на белом фоне. Хватаю ртом воздух. На месте. Вот она!
Вокруг неё ходит человек. Надо же так ходить – ни с кем его не перепутаешь!
– Это твоя? – спрашивает Эппл.
– Моя… вы… Вы не ушли?
– Сторожил, – улыбается он. – Подумал – твоя или твоей мамы.
Я смотрю на часы. Пятьдесят минут. Он ходит вокруг моей виолончели почти час!
– Моя. Как же вы… Столько времени тут! Холодно…
– Ничего, мне было чем заняться.
Это правда. Ему всегда есть чем заняться внутри своей головы.
– А как ваш кот? – спросил он. – Твоя мама с ним осталась?
– Это не мама была, а моя тётя.
– Тётя?.. Я и подумал – слишком молодая для мамы…
Я хотел ответить – вообще-то Лида с моей мамой ровесницы, но не стал. Зачем?.. Сказал только, что коту лучше. А самого вдруг скрутило, невыносимо закололо в боку, и я сел на скамейку.
– Ты чего?
– Нормально я. Бегаю плохо. Все в порядке, правда! Вы идите…
Он как-то потоптался ещё возле меня, а потом спросил:
– Ты здесь живёшь?
– Нет, это Лида здесь, тётя.
– А, –
