две невесты, исходило сияние — это золотые шнуры светились, а вся остальная зала утопала во тьме. Ну или по крайней мере так казалось из-за слишком резкого контраста освещения. Мир сузился до пятен света под ногами, ужасающей музыки, чужого дыхания и невнятных шепотков гостей. Василисе казалось, что она идёт над бездной, — может, так оно и было, кто знает? Она не стала делать шаг в сторону, не желая испытывать судьбу.
Взволнованные и почти ослеплённые, они дошли по сияющей дороге до самого конца, и тут музыка стихла, свет погас — сперва показалось, что стало совсем темно, но вскоре глаза Василисы привыкли к полумраку, и она ахнула, увидев перед собой огромный накрытый стол, который стоял — нет, не посреди залы, а посреди цветущего макового поля. И хоть над головой всё равно был каменный потолок, но по нему резво бежали облака, а нарисованное солнце уже почти село за барельеф.
— Но ведь снаружи уже давно ночь… — Василиса сама не заметила, как выдохнула это вслух.
Мышицы-упырицы снова захихикали и чуть не уронили шлейф. А кто-то из гостей весело и звонко выкрикнул:
— Опять красивых девиц принёс наш князь. А ведь обещал — умных.
Более взрослый басовитый голос возразил:
— Ты, Ардан, на Кощеевых невест зря-то не наговаривай. Смертные оне, и для них тут всё вокруг — диво дивное, чудо чудное.
— Может, и так, дядька Ешэ, — фыркнул тот, кого назвали Арданом, нехотя признавая правоту собеседника. Кем бы ни был этот тип, но Василисе он уже не нравился.
Она хотела было возразить, но всё её хвалёное остроумие куда-то подевалось от волнения. Да что там, даже остроязыкая Марьяна не нашлась что ответить. И тут заговорил Кощей — его вкрадчивый голос можно было узнать из сотни. Князь говорил тихо, но все вмиг замолчали.
— Добро пожаловать, ненаглядные, — он поднялся, оперевшись на стол, и указал на два места подле себя: по левую и по правую руку.
Василиса только успела задуматься — как им на ту сторону попасть (Не прыгать же через стол в таком наряде? А обходить долго — гостям княжеским конца и края видно не было, и белая лента скатерти казалась бесконечной, как и стоявшие на ней яства.), как вдруг налетели буйные вихри, закружили маковые лепестки и в одно мгновение ока перенесли невест: Марьяну — на кресло по правую руку от Кощея, а Василису — по левую. Ух и неудобные у князя стулья! Даже сквозь все накидки чувствовалось, какие твёрдые. Нет бы подушку подложить…
Василиса, ёрзая, взялась за подлокотники и ахнула, только теперь разглядев, что кресла невест, как и сам Кощеев трон, были сделаны из человеческих костей. А без пяти минут супруг, ухмыляясь, наслаждался её смятением.
В отличие от других гостей, разодетых в пух и прах, князь выглядел довольно скромно. К кафтану с волчьим мехом добавился тяжёлый бархатный плащ, а голову венчала резная костяная корона с бляхами чеканного золота — под стать цепи на груди.
Прежде забранные в хвост волосы были распущены, в остальном же Кощей был таким же, каким и свататься приехал. Только больше не елозил, не подпрыгивал, а стоял скала скалой — видать, неуютно ему было в Дивнозёрье. Ну мало ли, может, воздух там не тот? А тут его земля — его власть.
— Ну, счастьица вам, — молодой навий парень с «конским хвостом» на макушке, сидевший рядом с Василисой, встал и поднял свой каменный кубок. Она узнала звонкий голос Ардана.
А тот бородатый и задумчивый воин с длинной косицей справа от Марьяны, должно быть, и есть дядька Ешэ.
Оба навьих молодца носили серебряные венцы в форме двух переплетённых змеек и, наверное, являлись какими-то особо приближёнными к князю лицами. Советниками, может быть?
Ешэ, крякнув, тоже поднял кубок:
— Многия зимы!
Кощей шевельнул пальцами, и Василису с Марьяной словно тем же ветром подбросило — пришлось тоже встать. Ледяные пальцы коснулись ладони. Бр-р-р… Василисе захотелось отдёрнуть руку, но она не посмела. А Кощей ещё и вцепился крепко-крепко, до боли впился когтями в нежную кожу.
— Две птички летали в небе, чирикали весело, но попались в клетку добра молодца и умолкли, — начал он. И тут на столе из-под каждой тарелки, из-под каждого блюдечка начали поднимать треугольные головы змеи, вслушиваясь в слова своего повелителя. Кощей же продолжил:
— Другими нынче станут их песни. Ибо простятся они с долей легкомысленной, девичьей, войдя под крышу моего дома. Моих дорогих советников — тебя, Ардан, и тебя, Ешэ, — я прошу стать свидетелями, что союз этот крепок, как сталь, вечен, как снег на вершинах гор, и нерушим во веки веков.
Глаза Василисы окончательно привыкли к недостатку света. Теперь она разглядела и двух мар с одинаковыми лицами, стоявших позади Кощеева трона (интересно, была ли там Маржана, или это её сёстры?), и Алатану, которая казалась ещё бледнее, чем при их первой встрече, и Анисью, которая никак не могла устроиться на своём кресле, и Отраду Гордеевну, сидевшую с откровенно скучающим лицом. Трём жёнам Кощея она даже обрадовалась, чего нельзя было сказать о других гостях. Похоже, среди них вовсе не было живых людей. Их лица казались одинаковыми, безжизненными и полупрозрачными. У некоторых сквозь кожу просвечивали кости черепов, а глаза светились, словно гнилушки в лесу. Может, навий князь предпочитал пировать с призраками? Да, это объяснило бы холод, наполнивший залу, словно кисель. Вон даже жаркое покрылось инеем, а в кувшинах с морошковой настойкой плавали ледышки.
На сновавших повсюду слуг — злыдниц и злыдней, всем своим видом напоминавших несвежие трупы, — Василиса старалась даже не смотреть.
— В вашем присутствии я, Кощей по прозванию Бессмертный, правитель всей Нави, беру в жёны девиц Дарину и Василису, и да будет по воле моей! — Кощей ещё крепче сжал её ладонь. Того и гляди, рассечёт ногтями кожу, брызнет кровь.
Василиса закусила губу, чтобы не охнуть.
Советники захлопали в ладоши, спустя мгновение к ним присоединились и жёны, призрачные гости зашлись приветственным воем,
