задело за живое — вон как вскинулась:
— Все они так говорили. Только он всё равно многих жён Кощеевых сгубил, нарочно подвёл под княжий гнев. Ради сестрицы своей ненаглядной старается: сперва начинает вокруг жертвы ходить, в друзья набиваться, потом речи нежные говорить да улыбкой ласковой завлекать, там, глядишь, и руки распустит. Как сдастся глупое девичье сердце, потянется к обольстителю — всё, пиши пропало: Кощею вмиг об этом станет известно. А дальше всё как по-писаному: жену-изменщицу сразу на правёж в острог, а своему дружку только пальчиком погрозит, мол, не балуй больше. Ты этого хочешь, дурёха?
— М-м-м… — Василиса брезгливо наморщила нос. — То-то веяло от него гнильцой, а я всё понять не могла, в чём подвох. Ну, спасибо, Отрада Гордеевна, разъяснила, что к чему. А с сестрой моей вы чего не поделили?
— Дикая она у тебя. Словно кошка шпареная, — буркнула воительница, потирая царапину на мускулистом плече, где была вытатуирована двуглавая змейка: Кощеев знак. Это что же, Кощей и своих жён клеймит, как всю прочую собственность?
— Сама ты кошка шпареная! — огрызнулась в ответ Марьяна. — Думаешь, ты тут самая сильная? А вот накося выкуси!
— Ну, снова-здорово! — Анисья воздела очи к потолку, тут же охнула, схватилась за глаз и взмолилась: — Василисушка, скажи им! Может, хоть тебя послушают бабы глупые…
— Да чего тут говорить? — вздохнула Василиса. — Все мы в одной лодке — без руля да вёсел. Себе же хуже сделаем, коль в разладе жить будем.
И тут случилось неслыханное! Заносчивая Отрада Гордеевна, шагнув к Марьяне, вдруг протянула ей руку:
— Ладно. Не держи на меня зла, Дарина. Зря я тебя обидела. Моя вина — стало быть, и ответ перед Кощеем мне держать, когда он узнает…
Марьяна сперва ушам своим не поверила, а потом совсем не по-девичьи ответила Отраде крепким рукопожатием.
— Прости и ты меня, Отрава Гордеевна. Обе мы хороши. Ты слова злые произнесла, а я первой в драку полезла. Значит, мир?
— Мир, — воительница хмыкнула и, кажется, совсем не обиделась на коверканье своего имени. — Ещё и плетей вместе получим — вообще, глядишь, сроднимся.
— За что плетей-то? — удивилась Марьяна. — Мы же помирились. Да и не видел никто, как мы дрались. Только Анися да Маруся, но они ж свои бабы, не сдадут, правда?
Злыдница ахнула, заслышав своё имя, и, приложив руку к тому месту, где у живого человека должно было биться сердце, закивала:
— Ни в жисть!
А Анисья буркнула:
— Дык я-то не сдам, хоть вы и мне тумаков надавали, подлюки этакие. А о змейках-кощейках забыли? Они-то Кощею всё доложат. А ему уж будет всё равно, помирились вы али нет, — всыплет по первое число. Молитесь теперь, чтобы он с дитём захлопотался и об остальном позабыл.
— Кстати, об Алатане ничего не слышно? — поинтересовалась Василиса.
Кощеевы жёны покачали головами, а Маруся-злыдница вдруг привстала на цыпочки и тихим шёпотом зачастила:
— Ой, говорят, плохо ей. Слишком большой ребёночек-то уродился. Теперича всё в считанные часы прояснится — либо разрешится госпожа от бремени, либо — всё, конец.
— М-да, плохо дело… — вздохнула Василиса. — И ведь не поможешь ничем. Разве что молитвой.
— Она бы вам помогать точно не стала, — нахмурилась Отрада Гордеевна. — Знаете…
— Знаю, знаю, — Василиса невежливо оборвала её на полуслове. — Каждый сам за себя: так мара Маржана говорила. Я всё запомнила, только вот — нет, не могу согласиться. Слыхали, небось, сказку про веник? По одному пруточки легко сломать, а цельный веник об колено не переломишь. Вот и нам нужно держаться вместе. Вчетвером мы сильнее, чем вдвоём.
— Впятером, — сказала Марьяна, кивнув на Маруську, и злыдница, охнув и закатив глаза, осела на ковёр. Кажется, от такой неслыханной чести она лишилась чувств.
— Звучит неплохо, — хмыкнула Отрада Гордеевна. — И я бы даже присоединилась к вашему маленькому женскому войску, если бы у вас был хоть какой-нибудь план. Вижу, в вас обеих много огня. Быть может, у каждой — сердце воительницы. Но вы здесь только со вчерашнего дня появились и ни черта про наше житьё-бытьё не знаете.
Да, так прямо и сказала: «Ни-чер-та!» — представляете? Наверное, так настоящие воительницы и говорят — не стесняясь!
— Вообще-то у меня есть мыслишка. Только сперва я тебя спросить хочу… — начала было Василиса, но Отрада закрыла ей рот рукой:
— Заткнись. Охота была твои сказки слушать. Нету отсюда выхода, и думать об этом не след, поняла?
Василиса успела, вырываясь, цапнуть её зубами за палец и лишь потом услышала тихий выдох в самое ухо:
— Змеи, дура.
Ох… Пришлось Василисе прикусить язычок да выкручиваться:
— Пожалуй, ты права, подруженька. Да и, если подумать, нам тут разве плохо? Живём на всём готовеньком, радуемся. А я это так, не подумавши, ляпнула. Ум за разум у меня после пирушек заходит, бывает…
Отрада кивнула и быстрым шагом отправилась к себе, бросив через плечо:
— Сейчас вернусь, не разбегайтесь.
Пока она ходила туда-сюда, Василиса успела тихонько поинтересоваться у Марьяны:
— А из-за чего вы подрались-то?
Ответ её огорошил:
— Да из-за куклы этой дурацкой.
— Э-э-э… а она-то тут при чём?
— Да эта Отрава, — похоже, Марьяна решила теперь называть воительницу только так и никак иначе, — ко мне в покои заглянула. Увидела куклу — и давай надо мной смеяться. Мол, дитачка неразумная, ути-пути. Ну я и взъярилась. Мы ведь не в игры играть приехали, а как ей объяснишь, чтоб не проговориться? А она ещё такая в меня рушником кинула — дескать, молоко на губах не обсохло, вытри.
В этот момент на них шикнула Анисья:
— Тише, девочки. Злыдница в себя приходит. Она, конечно, в нашей Даринушке теперь души не чает, но всё равно ей лучше бы знать поменьше. Их племя подневольное, Кощею
