Глава 2
ПИСЬМО С СИНИМИ ИРИСАМИ НА КОНВЕРТЕ
Впереди показался большой южный город. Мама стала расталкивать отца и в панике укладываться. Отец тер заспанные глаза, а мама еще раз напомнила ему, чтоб переложил письмо из чемодана в пиджак, и, когда он сделал это, для верности переспросила, не сунул ли он его мимо кармана. Как будто все их благополучие, вся их жизнь у моря теперь зависели от этого письма с синими ирисами на конверте!
Потом они долго тряслись в большом, пропахшем бензином автобусе, мчались по автостраде со столбиками по краям, мимо каких-то беленьких поселков с шиферными крышами, с садами и огородиками, с автопавильонами и рыжими осликами у рынков, мимо виноградников и табачных посадок. Дорога лезла все выше. Холмы сменились горами, с гор смотрели сосны и дубы, и стало не так жарко; на поворотах дороги вдруг появлялись то бронзовые орлы на постаментах, то выбегали горные, тоже бронзовые, козы, то возникали бодрые бетонные пионеры с горнами и барабанами. Потом стало совсем свежо. Что-то белое, сырое и косматое заволокло все впереди и ворвалось в автобусные окна холодом и моросью.
- Облака! - завопила Оля. - Мы в облаке.
Сразу потемнело, потом внезапно стало светло, в глаза наотмашь ударило солнце, и Оля завопила:
- Море! Море! Я вижу - море!
От быстрой езды у Одика рябило в глазах, пейзаж так быстро менялся, повороты были так внезапны, его так подбрасывало и дергало, и горы над головой были такие отвесные, а ущелья у самых скатов автобуса такие крутые и глубокие, и все это так неслось, мелькало, дразнило, что у Одика кружилась голова и он не успевал увидеть и запомнить все.
Он должен был первым увидеть море, и не увидел, и не мог даже понять, где оно.
- Где ты видишь его? - крикнул Одик.
- Вон!
Он опять ничего не увидел, ничего, кроме бескрайнего синего неба. Внизу оно было темней, чем сверху.
- Я ничего не вижу! - Одик закрутил головой во все стороны: - Где оно, где?
- Скрылось! - крикнула Оля. - Ты снова жевал чего-нибудь?
Ох как хотелось стукнуть ее - и стукнул бы, да мама сидела рядом. Одик заранее знал, что Оля вконец отравит его существование на юге и уже принялась отравлять. Лучше всего не замечать ее. Но попробуй не заметь, если с утра до вечера путается под ногами и суется во все дела. Зато из-за нее-то и на юг поехали! Отец отнес в комиссионный на Арбате оставшуюся от дедушки подлинную картину Айвазовского; ее, на их счастье, купил какой-то провинциальный музей, и они смогли поехать…
Потом кое-кому из пассажиров - среди них был и отец - стало нехорошо. Водитель остановил автобус, люди вышли наружу подышать свежим воздухом. Отец стал зеленоватый и вроде бы чуть похудел. Но мама тем не менее спросила у него, когда все уселись:
- Письмо не потерял?
- Нет.
Потом и Одик увидел море, но оно, если быть до конца честным, не очень поразило его. Может, потому, что он устал и злился на Олю, что она первая увидела море, или потому, что глаза его не могли принять сразу такую уйму всего - не вмещалось! - не могли вобрать в себя так много гор, зелени, облаков, поселков и полей с аккуратными зелеными рядками, со всеми этими красивыми бетонными статуями - хоть музей открывай!
Море он увидел за стволами прямых, темных, похожих на тополя, но более строгих и узких деревьев - не кипарисы ли? - и оно было очень большое, очень синее и все в каких-то полосах ряби, точно от холода его обметало гусиной кожей…
Потом автобус мчался вдоль моря по ровной дороге, и назад убегали уютные городки с кафе, столовыми, гостиницами, с зонтами пляжей - только что это за пляжи? - все из камней, которыми можно укокошить, наверно, и бегемота. И вот они приехали, выгрузили чемоданы, сумки, свертки, и водитель показал отцу, куда надо идти к Тенистой улице.
- Невероятно! - сказала мама, оглядываясь. - И есть же такие, что живут здесь весь год… Ты письмо не потерял?
- Дети, не попадите под автобус! - крикнул отец.
Они рысью перебежали автостраду и двинулись в тени высоченных деревьев. Навстречу им шли легко одетые люди, шутили, смеялись, ели мороженое ("Папа, купи!" - "Потом"). Где-то играла музыка. Они миновали магазин "Подарки" с просторными, богато убранными витринами - не хуже, чем в Москве; прошли мимо высокого кинотеатра "Волна", похожего на гигантский аквариум - бетон, стекло и металл, - с афиш его ослепительно улыбалась белозубая красавица в бескозырке и моряцкой тельняшке.
Навстречу им, замедлив ход, ехала машина с зеленым огоньком.
- Такси! - крикнул отец, изнемогавший под тяжестью двух чемоданов.
- Спасибо, нам уже близко, - сказала шоферу мама, перегруженная сумками, и машина, недовольно фыркнув, опять набрала скорость.
Впрочем, навьючены были все: Одик, весь перекосившись, мучительно сморщившись - ничего себе, приехали на отдых! - тащил на плече сумку-рюкзак; Оля, мелко семеня, тоже несла большую авоську с кульками. Справа от них, постепенно возвышаясь, уходили зеленые, лесистые снизу горы и совершенно голые, лысые сверху, точно вся растительность вылезла от старости. Слева - за деревьями и оградами - нестерпимо синело Черное море, то самое, к которому они так стремились.
- Скажите, Тенистая улица скоро? - спросил отец у длинного парня в морской мичманке.
- Третья отсюда.
- Ох-х-х! - крикнул отец и, мокролобый, колышущийся, со сползающими с живота брюками, двинулся вперед.
Улица и в самом деле была тенистой, почти темной - в платанах, кипарисах, тополях, и лишь редкие солнечные блики пробивались сквозь листву и, как медные монеты, прыгали на дороге.
- Кажется, тут. - Отец опустил чемоданы у металлической калитки и рукой провел по лбу. - Только бы устроиться… Эге, да тут техника в почете! - Вздохнул почему-то и храбро нажал большим пальцем кнопку звонка.
Дома не было видно. Он прятался в густейшей зелени - сплошные деревья и кусты.
- Как в тропиках! - пропищала Оля. - А море отсюда близко?
- Леня, приготовь письмо, - предупредила мама, - и, умоляю, будь с ним предельно вежлив.
Где-то в глубине сада, в листве непроходимых джунглей, возникла вдруг, приближаясь, негромкая песенка, послышались легкие шаги, и Одик увидел за решеткой калитки девушку в пестром сарафане. У нее была короткая стрижка; руки, плечи и лицо ее сильно загорели, глаза смотрели очень приветливо.
- Вы к кому? - спросила она, оглядывая их багаж.
И Одик подумал, что не так-то хороши у них дела.
- Это дом номер пять? - спросил отец.
- Да, но у нас нет свободных мест, и вообще мы никому со стороны не сдаем.
"Ну чего он медлит? - испугался Одик. - Почему не говорит про письмо?"
- Нет-нет… Подождите… Не уходите… Мы тут везем кое-что Георгию Никаноровичу, и у нас есть письмо к нему. - Отец засуетился и стал рыться в карманах. - Куда ж оно запропастилось?
- Ты потерял его? - У мамы даже голос, казалось, побледнел.
Девушка с прежней улыбкой смотрела на них. И тут Одик увидел, что она не одна. Рядом с ней стоял невысокий мальчик в майке и новых коротких штанах с большими, сильно оттопыренными наружными карманами. У него были серьезные глаза, а на тонкой шее висела ниточка с разноцветными ракушками.
- Вот оно, нашел! - радостно - и в этой радости было что-то жалкое вскрикнул отец и протянул между железных прутьев измятый, переломанный в двух местах конверт с синими ирисами.
Девушка склонила голову и стала читать. Тень от ее длинных ресниц и круглой щеки лежала на бумаге. И чем дальше она читала, тем красивей казалось Одику ее смуглое лицо - точеное, узкое, с тонким носом и маленькими, аккуратно сложенными губками. А когда она перевернула письмо и, доканчивая его, читала, наверно, про эту самую югославскую сорочку и головку для электробритвы системы "Москва", она снисходительно улыбнулась и стала еще красивей, у него появилась надежда. А когда она кончила читать и подняла к ним лицо, Одик ни в чем уже не сомневался.
Однако мама, видно, не разделяла его уверенности: глаза у нее были довольно-таки тревожные.
- Право, не знаю, - сказала девушка, - у нас ведь совсем нет свободных комнат, есть одна с террасой, но мы со дня на день ждем родственников мужа… ("Вот тебе и "девушка": уже замуж выскочила!") Проходите, пожалуйста, поставьте пока что у нас вещи, а Виталик сводит вас к мужу… Он недалеко работает.
Мурлыча под нос все ту же песенку, она повела их к дому.
- А папа обещал достать павлинов - самца и самку, - сказал вдруг Виталик, и отец невольно рассмеялся.
- Зачем же вам тут павлины?
- Для красоты, - сказал мальчик. - Нету птиц красивей их!
Они прошли, чуть пригнувшись, по темному туннелю сквозь зелень, поставили вещи у большого дома с террасами, лестницами, с телеантенной на крыше, и отец с Виталиком и Одик зашагали к дому отдыха "Северное сияние". Одик шел сзади и старался не отставать. Он был слегка напуган всей этой красотой и неизвестностью - удастся ли устроиться? Как у него сложатся отношения с Виталиком? Он, пожалуй, не старше Игорька, но уж слишком независимо держится.
