«Людям свойственно реагировать на похвалу, – продолжал увлечённо читать преподобный Пол Форд, выхватывая для себя то слово, то строку, то целый абзац. – Их врождённую склонность к сопротивлению следует не истреблять, а, наоборот, использовать во благо… Вместо того, чтобы без конца твердить человеку о его недостатках, расскажите ему о его достоинствах! Попытайтесь помочь ему разорвать порочный круг дурных привычек! Покажите ему его лучшее «я», его настоящее «я», которое находит в себе смелость вершить и побеждать!.. Влияние благородного, открытого и исполненного надежд характера поистине заразительно и способно кардинальным образом изменить жизнь целого города… Человек излучает то, чем наполнены его разум и сердце. Если он будет благожелателен и отзывчив, то таким же вскоре станет и его ближний. Однако если он будет хмур, брюзглив и придирчив – его ближний с лихвой отплатит ему тем же!.. Если вы настроены на плохое, то оно не замедлит случиться! Однако если вы живёте с уверенностью, что вас ожидает хорошее, то положительный результат не заставит себя ожидать! Скажите своему сыну Тому, что вы знаете, как приятно ему будет пойти позаботиться о поленьях, и не забудьте посмотреть на его счастливое лицо в тот момент, когда он вскочит со стула и помчится во двор!»
Священник отложил журнал и вскинул подбородок. Через мгновение он встал и принялся мерить шагами комнату. Затем глубоко вздохнул и вновь сел за письменный стол.
– С Божьей помощью я сумею это сделать! – произнёс он. – Я скажу каждому Тому, что знаю, с какой радостью он пойдёт и принесёт дров! Пусть у каждого из них будут свои дрова, и я постараюсь внушить им всем такую радость по поводу вершимых ими трудов, что ни у кого из них просто не будет времени смотреть, много ли дров натаскал другой!
И разорвав листы с первоначальным текстом проповеди, он решительно бросил их на пол, так что по одну сторону стула лежало: «Но горе вам», а по другую – «книжники и фарисеи, лицемеры». А затем, взяв чистый лист бумаги, преподобный Пол Форд на едином дыхании написал свою новую проповедь!
И когда в воскресенье он прочёл её перед собравшимися прихожанами, его слова никого не оставили равнодушным. Ведь пастор сумел разбудить в каждом из них высокие, благородные чувства! А вступлением к проповеди послужил один из тех самых «стихов радости», о которых говорила Поллианна: «Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные; торжествуйте, все правые сердцем.»
Однажды Миссис Сноу позабыла название прописанного ей доктором Чилтоном лекарства, и чтобы уточнить его, Поллианне пришлось идти к доктору домой. Никогда прежде ей не представлялось случая побывать у него в гостях!
– Ах, доктор, я, кажется, у вас впервые! Это ведь ваш дом, не правда ли? – спросила она, с интересом разглядывая всё вокруг.
Доктор грустно улыбнулся.
– Ну да, вроде того, – ответил он, продолжая что-то писать. – Однако дом – это громко сказано, Поллианна. На самом деле это не дом, а просто комнаты.
Поллианна понимающе кивнула. Глаза её светились сочувствием.
– Я знаю. Дом становится домом при условии присутствия в нём женщины, которой ты отдал руку и сердце, или при наличии в нём ребёнка. Доктор Чилтон, почему бы вам не жениться? А ещё вы можете взять Джимми Бина, если Мистер Пендлтон его не захочет.
Доктор Чилтон засмеялся, однако смех его звучал несколько натянуто.
– Должно быть, это Мистер Пендлтон сказал вам, что дом становится домом при условии присутствия в нём женщины, которой ты отдал руку и сердце? – уклончиво спросил он.
– Да. Он говорит, что без этого дом – не дом. Почему бы вам не решиться, доктор Чилтон?
– Почему бы мне не решиться – на что? – доктор снова углубился в работу.
– Предложить кому-нибудь руку и сердце. Ах, да! Я забыла! – Поллианна вдруг густо покраснела. – Я полагаю, что должна вам сообщить. Оказывается, это не тётю Полли любил когда-то Мистер Пендлтон; так что… мы к нему больше не переезжаем. Видите ли, я рассказала вам, что у них любовь – но я ошиблась! Надеюсь, вы никому не рассказали? – встревожено спросила она.
– Нет-нет, Поллианна, никому, – с несколько странным выражением ответил доктор.
– Ах, ну тогда, значит, всё в порядке, – облегчённо вздохнула малышка. – Видите ли, вы – единственный человек, с которым я поделилась… А когда Мистер Пендлтон об этому узнал, ну, то есть, о том, что вам всё известно, он сделался вдруг каким-то… странным…
– В самом деле? – едва сдержал улыбку доктор.
– Да. Разумеется, ему не хочется, чтобы кто-то ещё об этом знал, тем более что это неправда! Но почему вы не предложите кому-нибудь руку и сердце, доктор Чилтон?
Лицо доктора омрачилось.
– Понимаете, дитя моё, – ответил он, помолчав, – дело в том, что когда предлагаешь девушке руку и сердце, то не всегда получаешь согласие.
Поллианна глубокомысленно нахмурилась.
– Но мне кажется, что вы получили бы! – возразила она.
Это был явный комплимент.
– Благодарю вас! – рассмеялся доктор, вскинув брови.
Затем, однако, лицо его снова сделалось серьёзным:
– Боюсь, однако, что некоторые леди постарше вас в этом не так уверены. Во всяком случае, мне не приходилось слышать от них… столь лестных слов, – заметил он.
Поллианна снова нахмурилась. Затем её глаза расширились от удивления.
– Ах, доктор, то есть вы хотите сказать, что… Что однажды вы уже предлагали девушке руку и сердце и получили отказ, совсем как Мистер Пендлтон?
Доктор вдруг поднялся из-за стола.
– Не волнуйтесь, Поллианна, теперь всё это уже давно не имеет значения. Пусть чужие неудачи не тревожат ваше маленькое сердечко! А теперь бегите обратно к Миссис Сноу. Вот здесь я записал для неё и название лекарства, и режим его приёма. Она не просила больше ничего передать?
Поллианна покачала головой.
– Нет, сэр. Благодарю вас, – печально проговорила она и направилась к двери. И вдруг, уже выйдя в переднюю, обернулась и воскликнула, вся сияя:
– Что бы там ни было, доктор Чилтон, а я рада, что это не моя мама вам отказала! До свиданья!
Беда случилась в последний день октября. Спеша из школы, Поллианна переходила дорогу на, казалось бы, безопасном расстоянии от быстро приближавшегося автомобиля…
Потом никто так и не смог точно сказать, что же произошло. Не нашлось никого, кто мог бы объяснить, почему это случилось и кто виноват. Однако в пятом часу лишённая сознания Поллианна была принесена в дом Мисс Полли. Там, в так любимой ею маленькой комнатке, белая как полотно тётя и рыдающая Нэнси бережно уложили её на кровать и раздели. Тело её было обмякшим и безвольным. Тем временем из города во весь опор мчался в своём автомобиле срочно вызванный по телефону доктор Уоррен.
– Ах, Мистер Том, видели бы вы её лицо! – всхлипывая, рассказывала Нэнси Старику Тому в саду после того, как вскоре прибывший доктор был проведён в дом и в абсолютной тишине приступил к обследованию пострадавшей. – Видели бы вы её лицо! Да здесь с первого взгляда ясно, что это не «долг» заставляет её так мучиться! От «долга» руки не трясутся, и глаза не бывают такими, как будто готовы остановить саму смерть, да, Мистер Том, да!
– А с ней это – очень серьёзно? – голос старика дрожал.
– Бог его знает, – всхлипнула Нэнси. – Знаете, Мистер Том, она лежит вся такая белая, как будто мёртвая, но Мисс Полли говорит, что нет, а Мисс Полли лучше знать, потому что она всё время слушает, как дышит наша бедная малышка и как бьётся её сердечко!
– Да, но что же с ней сделал этот… этот… – судорожно выговорил старик.
На лице Нэнси мелькнуло нечто, отдалённо напоминающее улыбку.
– Да я бы вам сказала, как его следует без вранья называть, Мистер Том, только боюсь, что у вас уши повянут! Чёрт бы его побрал! Только подумать, какой-то гроб на колёсах переехал нашу маленькую девочку! Я всегда терпеть не могла, как смердят эти штуковины, да-да, всегда!
– Но что же с ней стряслось?
– Ой, не знаю, не знаю, Мистер Том, – простонала Нэнси. – На лобике у неё небольшая ранка, но Мисс Полли говорит, что это пустяк. Она боится внутреннего кровоизваяния!
В глазах Старика Тома на миг промелькнуло веселье.
– Ты, должно быть, хочешь сказать: кровоизлияния! – строго сказал он. – Лежит-то она и вправду как изваяние, будь он неладен, этот бедомобиль, но всё же мне не верится, чтобы Мисс Полли могла подобное сморозить!
– Что такое? Ой, не знаю, не знаю, – покачав головой, простонала собравшаяся уходить Нэнси. – Мне кажется, я просто не доживу до той минуты, пока этот доктор выйдет и хоть что-нибудь скажет. Эх, вот бы мне сейчас большую стирку – большую-пребольшую, как целый мир! – беспомощно заломив руки, разрыдалась она.
Однако и после визита доктора Нэнси по-прежнему не могла сообщить Мистеру Тому ничего определённого. Переломов у Поллианны не было, да и порез был малозначителен; однако доктор на вид был весьма суров, медленно качал головой и сказал, что окончательный диагноз поставит лишь время. После того, как он ушёл, Мисс Полли только ещё больше изменилась в лице и побледнела. Бедняжка ещё не совсем пришла в сознание, однако на вид уже не казалась мёртвой. Вызванная из города сиделка должна была приехать вечером.
