Ознакомительная версия.
– Понимаю! – кивнул молодой человек.
Он снова посмотрел в ее лицо, находившееся так близко, и губы его задрожали. Он крепко сжал зубы, а потом, покраснев, произнес:
– Конечно, ты могла бы… выйти замуж. Вы уже об этом думали, мисс Поллианна?
Поллианна расхохоталась. Смех этот безошибочно указывал на то, что девушку никогда еще не ранили острые стрелы Купидона.
– Ой, нет, я никогда не выйду замуж, – беззаботно ответила она. – Во-первых, я некрасивая, а во-вторых, я решила остаться с тетей Полли, чтобы заботиться о ней.
– Вот как? Говоришь, некрасивая, – насмешливо улыбнулся юный Пендлтон. – А тебе, Поллианна, не приходило в голову, что кто-то может придерживаться иного мнения по этому поводу?
Поллианна отрицательно покачала головой.
– Ну, нет. У меня же есть зеркало, – ответила она, спокойно взглянув на юношу.
Это походило бы на кокетство, если бы речь шла о другой девушке. Но, глядя в лицо Поллианне, Пендлтон видел, что она говорит совершенно искренне. Он вдруг понял, чем Поллианна так не похожа на других девушек. В ней сохранилась ее давняя привычка воспринимать все буквально.
– Так чем же ты некрасива?
Джимми решился на такой вопрос, полагая, что он правильно оценил особый характер Поллианны. Однако у него перехватило дыхание от собственной дерзости. Он подумал, что любая другая немедленно обиделась бы, услышав подобные слова, вместо ожидаемого возражения относительно ее лукавого суждения о собственной внешности.
– Просто некрасивая, и все тут, – немного грустно усмехнулась она. – Такой уж родилась. Может, ты даже помнишь, когда-то в детстве мне казалось, что как самую большую радость в жизни вечной на небе мне подарят черные кудри.
– Это осталось твоим заветным желанием?
– Н-нет… Пожалуй, нет, – неуверенно ответила Поллианна. – Но я все так же считаю, что это было бы неплохо… Ну, и ресницы у меня не длинные, а нос не греческий, не римский и вообще не из тех совершенных и таких желанных носов, что можно отнести к какому-нибудь классическому типу. Просто нос и все. И лицо у меня то ли слишком длинное, то ли короткое, уже не помню точно. Во всяком случае, когда я его измерила и проверила по таблице, что печаталась в журнале, оказалось, оно не соответствует стандартам красоты. Там писалось, что ширина лица должна равняться пяти длинам глаз, а длина глаза должна равняться… Забыла, чему она должна быть равна, но точно помню, что у меня она не равняется, чему следует.
– Досадная картина складывается! – засмеялся молодой Пендлтон, восторженно вглядываясь в выразительное живое лицо девушки.
– Ты когда-нибудь смотрелась в зеркало в тот момент, когда говоришь? – спросил он.
– Конечно, нет.
– Тебе следовало бы однажды это сделать.
– Какая странная фантазия! Представь себе, как я буду это делать, – засмеялась она. – Что я скажу? Что-нибудь вроде… «Итак, Поллианна, пусть у тебя ресницы не очень длинные, а нос совершенно ординарный, радуйся тому, что у тебя вообще есть ресницы и какой-никакой, а все же нос»!
Джимми засмеялся вместе с ней, но на лице его появилось какое-то странное выражение.
– Значит, ты еще играешь… в счастье? – неуверенно спросил он.
Поллианна посмотрела на него и ответила очень сдержанным тоном.
– Конечно. Если бы не игра, я бы просто не выжила в эти последние полгода.
Голос ее едва заметно дрогнул.
– Но что-то я не слышал, чтобы ты о ней вспоминала, – заметил Джимми.
Она немного смутилась.
– Это правда. Мне как-то… Я побаиваюсь разговаривать об этом с посторонними… Я имею в виду, с теми, кому это безразлично. Теперь, когда мне двадцать, это уже выглядит не так, как когда мне было десять. Я это вполне осознаю. Знаешь, люди не любят поучений.
Она горько усмехнулась.
– Знаю, – серьезно кивнул молодой человек. – Но мне, Поллианна, хочется понять, осознаешь ли ты, что значила твоя игра и как она помогла тем, кто к ней присоединился.
– Я осознаю то, насколько игра помогла мне, – сказала Поллианна.
Голос ее звучал приглушенно, а взгляд был направлен куда-то в сторону.
– Эта игра действительно помогает, когда к ней присоединяешься, – принялся рассуждать вслух Джимми после короткой паузы. – Кто-то даже сказал, что она преобразила бы мир, если бы все люди присоединились к этой игре. Я думаю, это правда.
– Да, но не все люди хотят преображаться, – улыбнулась Поллианна. – В прошлом году, в Германии, я встретила одного человека. Он потерял почти все свои сбережения и чувствовал себя очень несчастным. Какой же он был угрюмый! Я слышала, как кто-то пытался его подбодрить, сказав: «Хватит, не горюй! Могло случиться что-нибудь и похуже!» Если бы ты слышал, как он яростно заревел в ответ! «Как меня бесит, – говорил тот человек, – когда мне говорят, что могло быть хуже, и советуют быть благодарным судьбе за то, что у меня осталось. Эти люди с глупой улыбкой вечно твердят о том, как они благодарны судьбе за способность дышать, ходить, есть и… не знаю, лежать, что ли. Когда мои дела так плохи как сейчас, я не хочу ни дышать, ни ходить, ни есть, ни даже лежать. Того, кто мне говорит, будто я должен быть благодарен судьбе за такую никчемную жизнь, я готов просто застрелить!» Представь себе, чего бы я добилась, попытавшись открыть тому человеку игру в счастье, – засмеялась Поллианна.
– Все равно она была бы для него полезной, – заверил ее Джимми.
– Конечно, было бы полезной, но он бы меня вряд ли поблагодарил, если бы я ему рассказала.
– Думаю, да. С таким образом жизни и способом мышления он и себя самого и всех вокруг делает несчастными. А теперь представь на мгновение, что он присоединился бы к игре в радость. Пытаясь отыскать что-нибудь такое, чему можно порадоваться, он просто не имел бы возможности одновременно жаловаться, как плохи его дела. От этого уже была бы какая-то польза. Легче стало бы жить и ему самому и его близким. Если думать о баранке, а не о дырке в ней, хуже от этого не станет. Может даже стать лучше, потому что тогда улучшается пищеварение. Зачем цепляться за неприятности и заботы? Они слишком колючие.
Поллианна улыбнулась, соглашаясь.
– Это очень похоже на то, что я сказала одной пожилой даме из Женского благотворительного общества там, на западе. Она принадлежала к разряду людей, которые радуются тому, что чувствуют себя несчастными. Они испытывают наслаждение, перечисляя свои поводы для тоски. Мне тогда было лет десять, и я пыталась познакомить ее с игрой в радость. Мне не очень удавалось ее убедить, и, наконец, интуитивно догадавшись, в чем причина, я выдвинула последний аргумент: «В конце концов, вы можете радоваться тому, что у вас есть столько поводов для страданий, если вам так приятно страдать!».
– Это, наверное, как раз то, что ей было нужно, – расхохотался Джимми.
Поллианна с сомнением подняла брови.
– Боюсь, она радовалась не больше, чем радовался бы тот человек в Германии, если бы я ему подобное предложила.
– Но им следовало выслушать тебя. А тебе – сказать им.
Джимми неожиданно замолчал, а на лице его появилось такое озабоченное выражение, что Поллианна спросила:
– Джимми, в чем дело?
– Да нет, ничего. Я просто подумал… – начал он неуверенно. – Я сам уговариваю тебя делать именно то, чего так боялся… А я еще до того, как мы увиделись, боялся, что ты…
Он побагровел и беспомощно замолчал.
– Джимми Пендлтон! – возмущенно вскинула голову девушка. – Не надейтесь отвертеться от ответа, сэр! Что вы имели в виду?
– Да нет… Ничего такого…
– Я жду, – строго сказала Поллианна.
Голос ее звучал тихо и спокойно, однако глаза сердито сверкнули.
Молодой человек колебался. Он посмотрел в ее улыбающееся лицо и сдался.
– Пусть будет по-твоему. – Он пожал плечами. – Я просто беспокоился, что… немного беспокоился, что из-за той игры ты будешь говорить так же, как говорила раньше, что…
Девушка разразилась смехом, не дав ему закончить.
– Ну что я говорила! Даже ты, оказывается, боялся, что я в свои двадцать осталась такой же, какой была в десять лет!
– Да нет же, я о другом… Честно, Поллианна, только думал… Я знал, что ты…
Но Поллианна зажала уши, все так же заливаясь звонким смехом.
В конце июня Поллианне пришло письмо от Деллы Уэтерби.
«Хочу попросить тебя об одном одолжении, – прочитала Поллианна. – Надеюсь, ты сможешь подсказать мне какую-нибудь приятную семью в Белдингсвилле, которая согласилась бы принять на все лето мою сестру. Точнее, их будет трое. Сама миссис Керю, приемный сын Джеми (ты ведь помнишь Джеми?) и ее секретарь. Они не хотят останавливаться в обыкновенном отеле или большом частном пансионе. Моя сестра переутомлена, и врач посоветовал ей провести лето в сельской местности для смены обстановки и полноценного отдыха. Доктор посоветовал Вермонт или Нью-Гэмпшир. Вот, мы сразу подумали о Белдингсвилле, вспомнили тебя и решили узнать, не сможешь ли ты порекомендовать нам, у кого поселиться. Я обещала Рут, что напишу тебе. Они хотели бы приехать в начале июля, если возможно. Надеюсь, я не доставила тебе этим поручением чрезмерных хлопот. Как можно скорее сообщи, если знаешь подходящую семью. Ответ присылай на мой адрес. Сестра сейчас лечится в нашем Санатории.
Ознакомительная версия.
