- Значит, Гарик мой... десятиюродный брат? - наобум спросил я.
- Можешь обрадовать его, - сказал отец.
- Все люди братья, - сказала Аленка.
- Хотите, поговорю с Президентом, чтобы он вас принял в свою республику?
- Так он тебя и послушается! - сказала Аленка.
- Уговорю...
- Не надо, - сказал я. - По блату неинтересно...
- У них строгие условия...
- Коля Гаврилов выполнил, а я не смогу?
- Я был бы рад, - сказал отец.
- Думаете, я не переплыву озеро? - сказала Аленка.
- Республика-то мальчишеская! - засмеялся отец.
- Я тут один остров облюбовала...
- Не смеши, - сказал я.
- Как ты думаешь, Гарнк скоро вернется? - спросила Аленка.
- Лопнула наша рыбалка, - сказал я.
Я был правим, Гарик остался на острове.
Глава тридцать восьмая
Я все-таки обиделся на них: не потому, что не взяли на остров, - за рыбалку. С вечера я накопал червей, приготовил снасти. У менн было предчувствие, что на этот раз не уйдет лещ от меня. Как миленький будет на крючке. Утро наступило самое рыбацкое: небо пасмурное, рябит. К берегу бежит небольшая волна. Ветер юго-западный. В такую погоду лещам бы и брать.
Остров был окутан туманом. Поэтому я сначала услышал стук мотора и лишь потом увидел лодку, которая, вынырнув из тумана, неслась к нашему берегу.
Аленка сполоснула зубную щетку и выпрямилась. Она только что встала.
На моторке прибыли Гарик, Сорока, Леха Рыжий и Коля Гаврилов.
- Здорово, Сергей, - первым приветствовал меня Президент.
- Мы за вами, - сказал Гарик.
Я молчал, Аленка равнодушно посмотрела на них и, перекинув через плечо полотенце, пошла в дом.
- Никуда не денутся наши лещи, - сказал Гарик.
- Я уж и забыл, - сказал я.
- Мы на Каменный Ручей... - Сорока посмотрел на дом. - По-быстрому!
На Каменный Ручей мне хотелось давно. И потом, достаточно испытывать их терпение. А то плюнут и укатят без нас. Я сбегал за Аленкой. Она начала было ломаться.
- У тебя совсем гордости нет... Позвали - и бежишь, как собачонка.
- Ну и сиди дома со своей гордостью, - сказал я и выскочил за дверь.
- А куда вы собрались? - крикнула вслед Аленка.
- Вернемся - расскажу...
- Сережа!
Я остановился.
- Ты не видел мой купальник?
- У тебя под носом...
Аленка вышла в другую комнату переодеваться. Когда она вернулась, я спросил:
- Где твоя гордость?
- А ты зануда, - сказала сестренка.
...Моторка неслась вперед. Сорока сидел на корме и держал румпель. Я сел рядом с Колей. Простил его Сорока. Ребята стали просить за Колю. Он от радости такой вишневый компот сварил - по три стакана каждому.
Я спросил его, как там на кухне - жарко?
- Компотом объелся, - ответил Коля.
Лодка проскочила горловину, где берега близко подступили друг к другу. За горловиной озеро раскинулось во всю ширь. Не озеро, а море. Далеко на холме виднелось несколько домиков. И длинные сараи. Это колхозная молочная ферма. На заливном лугу паслось стадо. Две коровы по колено забрались в воду и так стояли, задумчиво глядя на нас. Волны, разбегаясь от лодки, качали в озере облака. Погода разгуливалась.
Алемке надоело сидеть. Она забралась на корму и прилегла. Сегодня Аленка что-то неразговорчивая. Лежит и смотрит на облака, летящие над нами. Правда, один раз она спросила:
- Я не упаду?
- Вытащим, - ответил Леха, глядя в сторону.
Гарик и Сорока о чем-то толковали, но из-за мотора ничего не было слышно.
Президент подбавил газу, и нос еще больше задрался, а вода за бортом побежала быстрее. Широкая бурлящая полоса волочилась за нами.
- Здесь щука хорошо берет, - громко сказал Сорока.
- А я спиннинг не взял, - ответил Гарик.
- Ел жареную щуку? - спросил Леха.
- Все ел, - ответил я.
- Алены нет! - воскликнул Гарик.
На корме никого не было. Еще минуту назад лежала Аленка - и вот мет ее. Сорока заглушил мотор, сбросил одежду и махнул за борт. Вслед за ним Гарик. Лодка закачалась с боку на бок. Я снял сандалеты и тоже нырнул.
- Не видно? - немного погодя спросил я у Коли: он с Лехой Рыжим остался на борту.
- Может, она на берегу? - сказал Леха.
Я понял, что с ним разговаривать бесполезно. В лодке сидела всего одна девчонка, а они и не заметили.
Аленки нигде не было видно. Что за чертовщина? Уж если нечаянно упала, то крикнула бы. А то - ни звука! Гарик и Сорока бороздили озеро далеко от лодки. Я видел, как крутили они головами.
Кто-то хихикнул. Я обернулся. У самого борта Аленка.
Она держалась за железную цепь. Из воды торчала ее мокрая голова. Я как следует обругал ее. Переполошила всех. Аленка еще громче засмеялась. Гарик и Сорока перекликались где-то далеко. Мы с Аленкой вскарабкались на лодку. Увидев ее, Леха сказал:
- Я думал, ты на берегу осталась.
- Маленькая, что ли? - упрекнул Коля.
- Хватились через полчаса, - засмеялась Аленка, отжимая волосы. - За это время можно сто раз утонуть.
Она подошла к мотору, но запустить его не сумела. Я тоже в этом деле не смыслил. А Коля и Рыжий без Президента не стали запускать мотор.
- Надо спасать их, - сказала Аленка.
Сорока и Гарик наконец подплыли к лодке. Оба устали и тяжело дышали. Наверное, поэтому и не стали ругать Аленку. Сорока раз пять дернул за трос, прежде чем мотор заработал. Свежая царапина вспухла на животе Сороки.
- Под лодкой пряталась? - спросил Гарик.
- Ага, - сказала Аленка и посмотрела на Сороку. Президент повернул рукоятку - и лодка, чуть накренившись, описала дугу и снова понеслась вперед.
- Трудно управлять? - спросила Аленка.
- Очень, - не поворачиваясь, ответил Сорока.
- Научи меня.
Аленка встала за спиной Сороки, и он в двух словах объяснил ей, что нужно делать.
Аленка чуть не опрокинула нас. Разговаривая с Сорокой, она вдруг резко повернула румпель, и лодка завалилась набок. Рыжий Леха скатился со скамейки. Я думал, Сорока вырвет руль и отругает ее, но он ничего не сказал. Положил руку на Аленкину и выпрямил лодку. Гарик молча смотрел на них. Сорока хотел отойти, но Аленка стала расспрашивать про мотор. Я видел, что Сороке не хочется разговаривать с ней. Ясно, что Аленка нарочно пристает к нему. Она еще ближе придвинулась к Президенту, ее волосы щекотали его щеку. Сорока все дальше отстранялся и унылым голосом объяснял. Наконец он не выдержал и повернулся к Гарику.
- Расскажи ты, - попросил он.
- Я уже усвоила, - быстро сказала Аленка.
- Ну вот... - вздохнул Сорока и отошел от мотора. Но тут же ему пришлось снова броситься к Аленке: она во второй раз едва не опрокинула нас. Сорока молча взял Аленку за плечи и посадил рядом с Гариком. Она надулась и замолчала. Когда приблизились к берегу, я спросил:
- Каменный Ручей?
Сорока кивнул.
- Я хочу на берег, - сказала Аленка.
Каменный Ручей, о котором я много слышал, представлял собой огромную заводь с излучинами, заросшую камышом и кувшинками.
С одной стороны берег круто вздымался к сосновому бору. На пологом спуске росли маленькие елочки, кусты. Прошлогодние листья устилали мох. У самого берега из воды одиноко торчал обугленный столб. На нем сидела сорока. Увидев нас, она резко крикнула и улетела. В низине, где кончалось озеро, стояла маленькая баня и бревенчатый дом лесника. Пять лодок, наполовину вытащенных из воды, лежали на травянистом берегу. За домом желтела изрезанная глубокими колеями песчаная дорога. Женщина, с подоткнутой спереди юбкой, полоскала на кладях белье. Она взглянула на нас и снова согнулась над бельем.
- Стоп! - скомандовал Президент и заглушил мотор.
Глава тридцать девятая
- Я вам покажу медвежью берлогу, - сказал Сорока.
- Медведь не рассердится? - спросила Аленка.
- Не знаю, - ответил Сорока.
- Откуда тут медведи? - сказал Гарик.
- Две недели назад я видел, - ответил Сорока.
- Медведя? - с сомнением спросил Гарик.
- А может быть, медведицу, - сказал Сорока.
- Где эта берлога? - спросила Аленка.
Леха и Коля остались в лодке, а мы отправились в путь. Две глубокие колеи - след от тележных колес - прорубили сосновый бор. Рядом с дорогой узкая тропинка. Серые древесные корни косо пересекали тропу. Я осторожно шагал, поглядывая под ноги. Мы все были босиком, лишь Аленка в легких тапочках на босу ногу. Свои сандалеты я забыл в лодке и теперь ругал себя. Я уже расшиб палец на тропинке, а что дальше будет? Я не испытывал большого желания смотреть на медвежью берлогу. А вдруг этот медведь не только зимой спит, а и летом? Может быть, ему нравится жить в своей берлоге круглый год. Кеша еще маленький, и то, когда обнял меня, - кости затрещали. Кеша ручной, а настоящий медведь не будет с тобой долго чикаться. Обнимет - и дух вон. От него нигде не спрячешься. Медведи не хуже обезьян по деревьям лазают.
Я нагибался и срывал крупную землянику. Она росла на обочине. Земляника была вкусная и пахла вареньем. Мы поднялись на обросший седым мхом холм, и Сорока свернул с дороги в лес. Идти стало труднее. В ступни впивались сучки, сосновые иголки. Сорока шел уверенно, не оглядываясь, словно пятки у него из железа.
