тонкий и гибкий изумрудно-зелёный уж. И наконец она поступила как все нормальные девочки в подобных обстоятельствах – завизжала.
На верхнем окне дрогнула и отодвинулась занавеска.
Лили бросилась на землю и замерла, тяжело дыша.
Над ней было фиолетовое небо. Она перевела взгляд на дом. Где-то через минуту шторы задёрнули, и вновь стало темно. От тонкой трубы бойлера на крыше новой кухни в небо поднимался дымок и смешивался с облаками.
Лили вздрогнула: Уж скользнул у неё по ноге, по руке, и заглянул прямо в глаза.
– Тсс, ш-шуметь нельзя, – прошипел он.
– Спасибо, я уже поняла, – прошептала Лили, боясь шевельнуться.
Кротиха и Мышонок подошли поближе. Оба они держались от Ужа подальше.
Лили собрала остатки смелости и заглянула рептилии в глаза.
– Ты… ты меня укусишь?
Змеиный язык мелькнул и спрятался.
– Пока нет.
– Пока?
– Ну, в смысле, нет.
– Ну знаешь, «пока нет» и «нет» – большая разница, – сказала Лили.
– Ещё бы, – заметила откуда-то из-под её ног Кротиха. – В первом букв побольше.
– Ужей обычно все боятся, – подтвердил Ворон. – Но ты не пугайся, он хочет помочь.
Лили медленно приподнялась и села. Уж лежал себе тихонько и кусаться не спешил. Дом, холодный, с чёрными окнами, не подавал признаков жизни. Вот только кровь у неё в голове пульсировала, левый глаз дёргался, и она тяжело дышала.
Лили повернулась лицом к дому.
– А те… которые в доме, они родителей, что… убили? – едва слышно выдавила она.
В душе у неё ещё теплилась надежда – может, это всё-таки сон, который с рассветом растает, как туман.
Только до рассвета было ещё далеко, и стояла непроглядная тьма. Настолько непроглядная, что сад казался маленьким мирком, окружённым пустотой.
– Нет-нет, милочка, – успокоила Кротиха.
– Эти… занимают только пустые дома, – пояснил Мышонок.
– Незащищённые. Будь дома твои родители, они бы ни за что не вошли.
– Незащищённые?
Кротиха носом подтолкнула к Лили подкову, и та её подняла. Подкова оказалась тяжелее, чем, судя по размеру, вообще имела право быть. Шершавая на ощупь и похожа на старую географическую карту – до того заржавела: на тёмном металле расцвели оранжевые и белые архипелаги.
– Спрячь-ка в безопасное место, – посоветовала Кротиха. – А как всё закончится, снова повесишь над дверью чёрного хода. Они не любят железо.
Лили медленно и осторожно поднялась и пошла прятать подкову за пустыми банками от краски. На ближайшей была надпись: «Грунт серый». Грунт – вроде земля. Лили никогда не видела серую землю, к тому же в банке была белая краска. Она своими глазами видела эту краску на новых кухонных стенах, вот и поди разбери, почему белую краску называют «серой землёй».
В голове опять зароились мысли и угомонить их было невозможно, словно бегущий по камням говорливый ручеёк.
– Так… и что же мне делать? – спросила она.
– Войди в дом, – ответил Мышонок. – Выгони самозванцев. – Он потряс мечом-иголкой. – Твои родители не смогут их прогнать, и ребёнок, когда попадёт в дом, будет в опасности.
– Малыш мне безразличен. Он мне не нужен.
Слова вылетели машинально, она даже не задумалась о том, что говорит.
Прикрыла рот ладошкой, но было уже поздно.
Все просто посмотрели на неё, Мышонок, Кротиха, Ворон, и, гм, наверное, его зовут Змей.
– Я сказала, мне всё равно, что с Ма…
– Тсс, – ответил Уж. – Мы уже поняли.
– Зайди в дом. Борись с этими… И победи, – сказал Мышонок, сопровождая каждое предложение взмахом иголки.
Лили медленно втянула воздух.
– Но как?
– Как войти? Мы поможем. Мы летаем, роем тоннели под землёй и проникаем через щели. Вот три способа попасть в дом.
– Да я не об этом. Как их победить?
– Ответ ты найдёшь сама, милая, – сообщила Кротиха.
– Ой, – ответила Лили и оглядела себя. – От меня пользы как от козла молока.
Так иногда говорила бабуля Крикуля.
– А грубить не надо, – прихорашиваясь, заметил Ворон. – Мы здесь, чтобы помочь, а не мешать.
Лили потёрла глаза, размышляя.
– Про борьбу я ничего не знаю, – призналась она. – Но в дом войти хочется. Там, на кухонном столе, должна быть записка. В ней говорится, в какой больнице сейчас родители, где появится на свет Малыш. Может быть. И номер телефона. Если я заполучу письмо… то смогу к ним поехать. Родители сообразят, что делать.
– Неужели? – засомневалась Кротиха. – Это ведь они сняли подкову.
Лили не обратила на неё внимания.
– А ещё мне нужен Вилло.
Ей вдруг сильно захотелось в свою комнату, к своим вещам, так скучно, привычно, чудесно знакомым.
– Кто такой Вилло? – спросил Ворон.
– Кит.
– У тебя в доме кит? – спросила Кротиха.
– Не настоящий.
При этих словах Лили содрогнулась. В доме ещё была мать, тоже не настоящая.
Звери стали обсуждать китов, бывают ли у них имена, как у дельфинов, но Лили не прислушивалась. Она стояла в темноте, рассматривая новую кухню с мерцающим стеклом в торце, двустворчатыми дверями, запертыми изнутри. Но рядом с кухней был верхний конец буквы «Г»? Старая кухня, теперь кладовка. И тоже с дверью, с большим окошком для собаки.
– Кто-нибудь видел собаку? – спросила она.
Кротиха вздрогнула.
– Надеюсь, нет.
– Он всего лишь спаниель, – пояснила Лили. – Волчок. Спит в подсобке. У меня аллергия и я… ну, в общем, лучше держаться от него подальше. Папа говорит, что собаки любят малышей, а мама говорит, что у них течёт слюна, водятся блохи, от них воняет и…
Она замолчала, понимая, что опять болтает без умолку, словно журчащий ручеёк.
Потом вдруг защекотало руку: Мышонок карабкался к ней на плечо, от маленьких лапок с когтями по коже пошли мурашки. Он замер на плече, возле её уха, наблюдая за домом.
– Хочешь пройти через собачью дверь?
– Да, – слегка удивившись, ответила она. Наверное, об этом она и подумала.
– Здорово!
Он уколол её мечом в ухо, и она вскрикнула, но тихонько – не хотелось, чтобы услышали в доме.
– Первая кровь! – объявил Мышонок. – Пошли!
– Первая кровь?
Лили потрогала ухо. Больно.
– Да. На удачу. Меч должен почувствовать кровь.
Он помолчал.
– Мне так кажется.
– Тебе кажется?
– Извини, – прошептал Мышонок.
Небо затянули серые тучи, Лили стояла перед тёмным приземистым домом с выдающейся вперёд дверью кладовки с большим входом для собаки, в который вполне пролезет маленькая девочка.
Думать о том, как войти, и делать, оказывается, две разные вещи, и ей не
