притихла.
– Да нельзя мне к реке, – призналась Теребиха. – Я гремяченского водяного обидела.
И поведала о том, как два дня назад, в сильный ливень, постучался в ее дом какой-то мужичонка.
– Неказистый такой, невидный. Стал говорить: мол, жена у него рожает, нужна повитуха, а в город идти далеко… Я, если надо, могу ребенка принять, про то вся округа знает, но в такой-то ливень выходить из дому и куда-то тащиться… Если ему, думаю, до города далеко, стало быть, он из-за Черного ручья: то ли из Березовки, то ли из Зеленянки. И я туда пойду по ливню?! Словом, выгнала его. А потом уже узнала, что это был гремячинский водяной.
Незвана так растерялась, что чуть не выпустила сороку:
– Вот квашня глупая! А еще колдунья! Или у тебя ум сам по себе, а голова сама по себе? Даже я, недоучка, знаю, как водяного от человека отличить! У него же с левой полы вода капает!
– Ливень же был! – закричала старуха. – Он с ливня в дом вошел! Отовсюду с него капало!.. – Теребиха заставила себя успокоиться, продолжила тихо. – А теперь водяной на меня зло держит, поклялся отомстить. Пока Гремячая льдом не встанет, мне на берег ходу нет. Сама знаешь, что люди говорят: «Леший пошутит – домой не пустит; водяной пошутит – утопит».
– У водяного свои шутки, у меня – свои! – непримиримо отозвалась Незвана. – Пока дочь не найдется, мне твои беды – с просяное зернышко! Собирайся и пошли со мной. Водяной тебя, может, и не заметит, а я в оба глаза на тебя гляжу. Не поможешь найти Дарёну – начну с сороки, потом займусь тобой! Всю черную науку из тебя вытряхну, как из дырявого мешка!
Хоть Теребиха и дала промашку с водяным, но дурой она вовсе не была. Глянула в глаза Незване – и поняла, что против такой ярости может не выстоять и колдовская сила.
– Будь по-твоему, – сказала она неохотно. – А только не пожалеть бы тебе потом…
* * *
До старой коптильни Зван дошел по следу легко. А вот потом ему пришлось призадуматься.
Парень готов был биться об заклад, что Дарёна вошла в коптильню и не выходила из нее. Но где же она? Не на крыше ведь сидит, право слово!
Дверь не заперта. В коптильне пусто. Все запахи перебиты застаревшей рыбной вонью.
Зван вышел, обошел сарай по кругу… нет, нигде больше нет запаха девушки, только у двери! Там же, у двери, есть запахи еще нескольких человек. Должно быть, люди, которые выносили из сарая вешала и прочее, что нужно для копчения. Парень, как и все в Звенце, знал, что богатый купец Догада купил коптильню и собирается устроить в сарае что-то другое. Что именно, Зван не знал, да ему и неинтересно было.
Из чужих мужских запахов знакомым показался только запах скомороха Нерада. Скоморох-то что здесь делал?.. Может, вместе с работягами решил раздобыть малость деньжат, пляски-то плохо кормят… Впрочем, куда важнее был другой вопрос: где Дарёнка? Не улетела же!
Но тут Зван вспомнил, что рассказала ему Дарёна про свою мать, волшебницу Лебедь. А если Дарёнка тоже обернулась белой птицей и улетела, не оставив ему даже пера на память?
От этой мысли Званко чуть не взвыл. Остаться без Дарёны?! Да он тогда убежит в лес, в самую глухомань, и начнет медленно превращаться в двуногого зверя!
Парень вернулся в сарай и, опустившись на четвереньки, принялся медленно изучать каждый кусочек пола, устланного грязной соломой.
И не пропустил, разглядел-таки краешек желтой ленточки, исчезающей в полу.
Знает Званко, чья это ленточка! Дарёна оставила знак! Ему оставила, кому же еще! Ах, умница!
А раз оставила знак – стало быть, не убежала. Ее увели куда-то против воли.
Зван ощупал пол вокруг ленточки, нашарил и сдвинул плетеный щит и, тихо зарычав по-волчьи, скользнул в открывшийся черный провал.
* * *
Дарёна шла за Нерадом по редкому осиннику над обрывистым берегом. Девочка не могла ни остановиться, ни убежать, ни закричать, позвать на помощь.
Она делала единственное, что могла: брела сквозь осинник, не сводя глаз со спины Нерада и не стараясь уклониться от ветвей. Если бы шла по своей воле, то придерживала бы ветки руками, пригибалась, чтоб сучья не задели ее. Но сейчас она не мешала ветвям хлестать себя по плечам и лицу. Может, какая-нибудь добрая осинка сбросит с ее плеча нитку?
Так и случилось! Заговоренная нить зацепилась за тонкий сучок и осталась висеть на нем – до поры, пока какая-нибудь птица не захочет укрепить ею свое гнездо.
Дарёна сразу почувствовала свободу, даже задохнулась на миг от счастья, но не выдала себя ни звуком, продолжила идти за Нерадом.
Нельзя броситься наутек, нельзя! Нерад легок на ногу, он ее догонит. Вот если…
Как раз в этот миг негодяй оказался на самом краю обрыва, внизу несла воды Гремячая. Не раздумывая, Дарёна кинулась вперед и обеими руками толкнула врага в спину.
Нерад взмахнул руками, развернулся и, чтобы удержать равновесие, вцепился в плечи Дарёны. Девочка пошатнулась – и оба полетели с обрыва в реку.
Холодная сильная вода оглушила их, разорвала злые объятья, течение понесло их вдоль берега. Дарёна плавала, как рыбка, но Нерад в несколько сильных гребков настиг ее, поймал за косу и потащил к берегу.
На мелководье началась потасовка. Дарёна дралась, кусалась, дала вражине подножку, чуть не утопила его. Но сильный и злой враг так и не выпустил косу – и вытащил девочку на берег.
– Вот глупая! Устроила потеху! – сказал он сердито, свободной левой рукой стирая с лица песок и остатки глины. – Утонуть же могла! А ведь я тебя убивать не собираюсь, ты мне живая нужна!
Дарёна не отвечала. Потрясенно распахнутыми глазами она глядела в лицо Нераду. В лицо, которое впервые увидела без раскраски.
Зеленая глина слоем отвалилась со щек, и теперь девочка видела большой, во всю правую щеку, старый ожог.
* * *
Громадный серый зверь, тихо раздвинув мордой придорожные заросли орешника, внимательно глядел, как Теребиха рвет у обочины высокую полынь. Рядом со старой колдуньей стояла Незвана с ярким свертком в руках.
– Слышь, сорви и мне пару стеблей, – мирно попросила Незвана. – Мне одной рукой несподручно!
– Батрачку нашла… Сама рви, хоть зубами!
– Ох, Теребиха, умная бы ты была баба, кабы не дура… Ведь если в одну беду попадем – вместе выкручиваться придется.
– И то верно… Ладно, сорву… На, держи! Чтоб тебе до смерти вся еда
