в машину, его мать надавила на газ, и автомобиль умчался в облаке пыли.
Следующим забрали Барри: за ним приехала скромно одетая женщина с перманентной завивкой – холодная, как морозилка. Они не сказали друг другу ни слова.
Я остался один. Дурацкое чувство.
Дядин «Шевроле» я услышал ещё до того, как увидел. Я ещё раз оглянулся на двухэтажное белое здание с большими дверями и серебристой надписью «Голубой риф». А потом оставил прежнюю жизнь за спиной.
Джонни меня не упрекал, а просто крепко обнял. Когда мы вернулись в Майами, он, Салли и Рокет изо всех сил пытались меня развеселить. Но мне хотелось только лежать в саду, слушая крики павлинов, напоминающие мяуканье, и пялясь в пустоту.
– Хочешь ещё французского сыра? Он разгоняет заботы и тревоги, – Салли протянула мне кусок белой расплавленной массы, пахнущей нестиранными носками футболиста.
Я покачал головой. Эта гадость способна разогнать разве что всех людей поблизости!
– Слушай, Тьяго, – сказал Джонни отвратительно бодрым тоном, – я возьму на следующей неделе отгул, и мы поедем в Космический центр имени Кеннеди. Мы ведь давно туда собирались.
Рокет выплюнул палочку от мороженого, которую жевал:
– Ура! Посмотрим шаттл «Атлантис» и ракету «Сатурн V», на которой астронавты летали на Луну. Я подкопил немного денег – хватит на закулисный тур.
Во мне была пустота размером с Тихий океан.
– Поезжайте без меня – я тут останусь.
Оранж Джус прыгнула мне на колени, и я механически её погладил.
Время, проведённое в «Голубом рифе», было лучшим в моей жизни. Но теперь оно прошло. Я изо всех сил старался не разреветься – больше у меня ни на что энергии не хватало.
Ещё в субботу мы с Джонни навестили Кегора в больнице. Вид у него был бодрый, и рукой он двигать мог, но говорить со мной отказывался. Я извинился, но он лишь мрачно зыркнул на меня. Миссис Мисаки тоже любезностью не отличалась.
На обратном пути я не произнёс ни слова.
Вечером приехали на ужин родители. Они ещё никогда не вели себя со мной так предупредительно.
– Мы встречались со Стивом, – рассказала мать, элегантно накладывая себе спагетти с морепродуктами, которые сварила Салли. – Было здорово с ним повидаться. Он передавал тебе привет. Говорит, что скоро выберется на сушу посмотреть фильм, в котором он снимался.
– Но он по-прежнему хочет работать акулой, а не актёром, – вздохнул отец. – А теперь расскажи мне о Калифорнии. Этого Алана Дорна уже поймали?
– Нет, – коротко ответил я. – А так в Калифорнии было здорово. Только вода ледяная.
Хотя мать – темнокожая голубоглазая красавица – сидела рядом со мной, мне казалось, будто она за тысячу миль от меня.
В конце концов родители бросили попытки меня разговорить. Я слышал, как они озабоченным тоном тихо переговариваются в гостиной с Джонни, Салли и Рокетом, и разобрал слова «травматизирован», «похищение» и «школьная карьера». Наверное, боятся, что я уйду жить в море, как Стив. Безграничная свобода в акульем обличье – почему бы и нет?
– Ты мог бы перейти в обычную школу в Ки-Ларго, – предложила мать, натянуто улыбаясь.
– Что мне там делать? – огрызнулся я. В Ки-Ларго мне всё будет напоминать о «Голубом рифе»!
– Сможешь чаще видеться с друзьями, – сказал Скотт.
Я лишь пожал плечами. Я ещё был не в силах об этом думать.
Но потом настало воскресенье, и ко мне вернулось подобие жизни. Джонни удивился, когда я уже в семь утра принял душ, спустился с собранной сумкой на первый этаж и спросил:
– Когда мы поедем в Ки-Уэст?
Проглотив огромный кусок бейгла с лососем, Джонни ответил:
– Сейчас!
Через четверть часа мы уже неслись по хайвею US 1. Когда мы проезжали мимо Ки-Ларго, я закрыл глаза, а оставшееся время пялился из окна на пальмы, магазины и гостиничные вывески. В некоторых местах шоссе, соединяющее множество островков Кис, проходит на сваях прямо над морем.
Ки-Уэст – маленький городок в самой южной точке нашего континента. Разноцветные деревянные домики, тропические кустарники и много-много пальм. Петляя по городу в поисках нужного адреса, мы видели множество туристов, бродящих по улицам. Рестораны, бары, картинные галереи. Порт с сотнями лодок и яхт.
Я не отрывался от экрана смартфона, используя его как навигатор:
– Повернуть налево, и мы на месте.
В школе у Фаррина Гарсии маленькая квартирка, а здесь – симпатичный угловой белый домик с бирюзовыми ставнями и пальмами у дверей. Меня это не удивило: он рассказывал, что раньше прилично зарабатывал в сфере высоких технологий. Но он также вскользь упомянул, что от тех денег мало что осталось.
Когда мы звонили в дверь, сердце у меня бешено колотилось. Как мы будем общаться? Станет ли он меня упрекать или пытаться поговорить о том, что произошло в школе? Но когда мой родственник в бирюзовой футболке, белых шортах и сланцах открыл нам дверь и поздоровался, в его непринуждённой манере держаться не было ничего учительского.
– Проходите. Как добрались?
– Хорошо. Спасибо за приглашение, мистер Гарсия, – официально проговорил Джонни, но мой бывший учитель отмахнулся:
– Называйте меня просто Фаррин. С погодой нам повезло – хотите потом покататься на лодке? Эмили хочет.
Девочка лет шести с большими тёмно-карими глазами, тёмными волосами до пояса и ссадиной на коленке, наполовину спрятавшись за отцом, высунулась из-за его ноги, с любопытством нас разглядывая. На её жёлтом летнем платьице виднелись пятна от травы.
– Не хочешь поздороваться с гостями? – спросил дочку Фаррин.
– Здравствуйте, – прошептала Эмили.
– Покажи Тьяго сад. – Фаррин улыбнулся, глядя на неё сверху вниз, а потом снова посмотрел на меня. – У нас полно ящериц, а ещё здесь живёт тукан. Если проголодались, можете нарвать себе бананов.
Эмили убежала, как робкий зверёк, а я двинулся за ней. Тукан куда-то улетел, поэтому мы отправились в густо заросший тропический сад на поиски ящериц. Эмили быстро забыла, что мы не знакомы:
– Смотри! Это Грини – она самого красивого цвета и совсем нас не боится!
Взволнованно схватив меня за руку, она потащила меня дальше, чтобы показать банановые и апельсиновые деревья и огромных муравьёв, марширующих по стволу.
Потом мы делали бумажные кораблики и запускали их в бассейне. Эмили рассказала мне всё о своих подружках-первоклассницах и вдруг испытующе посмотрела на меня:
– Папа говорит, что ты член семьи. Это правда?
– Да, – с колотящимся сердцем кивнул я.
Не успел я объяснить, что Фаррин Гарсия оказался двоюродным братом моего отца, Эмили сказала:
– Это хорошо –
