А часы? Я часы в мастерскую никогда не ношу. Встали часы - зову Пылёнка.
- Что-то, - говорю, - брат, часы встали.
Пылёнок мигом ныряет под крышку и, глядишь, через две минуты вылезает наружу и ведёт за руку десятка два своих братьев и сестёр. Как он там с ними справляется - я не знаю: может, убеждает, может, угрожает, а может, уговаривает. Надо бы, конечно, научиться пылиному языку. Интересно было бы потолковать о том о сём с разной учёной пылью.
Но об этой учёной пыли - будет другая сказка.
СУНС ФУНС
Уже и ленты жаловались, шарфы, и помпоны на шапке: дескать, Ветер им житья не даёт, поймать норовит.
Но больше всех сердилась Причёска. Она говорила, что у Ветра нет ни стыда ни совести, ему безразлично, что нынче в моде. Короче, Причёска пошла в магазин, купила полкило колбасы и колбасу эту отдала псу, которого звали Фунс. А по-латышски "пёс" будет - "сунс". Вот и получился у нас - Сунс Фунс. Причёска отдала ему колбасу, чтоб он Ветер поймал и желательно - растерзал.
За колбасу Сунс Фунс был готов на всё. Не то что Ветер, он мог Тайфун взять за горло.
Кроме того, у Сунса были с Ветром старые счёты. Когда Фунс был ещё щенком, Ветер дразнил его и щекотал.
Сунсу Фунсу было тогда очень щекотно. Он смеялся и смеялся и пересмеялся в конце концов, весь смех высмеял, осталась у него на сердце одна только злоба.
Вот и сейчас Ветер дразнил его. Сунс Фунс ел колбасу, а Ветер выхватывал из-под носа колбасный дух. Колбасу-то Фунс лапой придерживал, а запах удержать никак не мог. А кому нужна колбаса без запаха?
УУУУУ! уууууу! Вииии! - загудела вдруг пустая бутылка. Это в бутылке выл Ветер.
Сунс кинулся на бутылку, схватил её за горлышко и кинул в пруд.
Бурлюр-мурлюр! - булькнула бутылка, захлебнулась и утонула.
И тут же десяток ветропузырьков, ветерков-пузырьков, эдаких бурлюрмурлюрчиков, взлетели в воздух и уселись на верёвку. А на верёвке висела простыня. Бурлюрмурлюрчики попрыгали, повертелись, покрутились и вдруг свились в один вихреветерок, захлопали простыней.
Сунс Фунс схватил простыню за хвост, втащил в дом и принялся терзать. А бурлюрмурлюрчики шмыгнули в открытую дверцу печки, вместе с огнём фыркнули в трубу.
Сунс Фунс выскочил в сад.
А ветер на крыше баловался с дымом, скручивал дымовые кольца, бросал их в небо.
Труба радовалась. Она пела и выла, обнявшись с Ветром. Увидевши Сунса Фунса, Труба и Ветер засмеялись и слепили из дыма огромного Чёрного Слона.
Вот огромный Чёрный Слон!
Сунса Фунса слопал он,
запели они, и Чёрный Слон вдруг ринулся вниз, размахивая дымным хоботом.
Сунс еле успел отскочить в сторону, и Слонище промчался мимо, влетел в одуванчики и рассыпался - растаял в небе. А из одуванчиков вслед за Слоном поднялось в небо облако пуха.
А Ветер тем временем выкатил из трубы новые чёрные мешки дыма. Мешки эти покатились по крыше и вдруг превратились в стадо диких кабанов. Сунс отпрыгнул - кабаны ввалились в одуванчики, и новое облако пуха поднялось над землёй.
- Однако! - воскликнул Сунс Фунс. - Дымных свиней тут ещё не хватало!
Чтобы успокоиться, он понюхал одуванчик - и тут же пушистая шапка-головка рассыпалась, разлетелась в стороны.
- Однако! - воскликнул Сунс.
Он снова фыркнул, и новая пухголова разлетелась перед его носом.
- Да у них ветер внутри! - закричал Сунс Фунс, схватился лапами за нос и вдруг ясно почувствовал, как Ветер бегает по его собственному носу: туда-сюда, туда-сюда.
- Сунсы добрые! - закричал Сунс. - То есть люди добрые! У меня Ветер в носу.
И он побежал в свою конуру.
Он бежал, бежал, бежал, и чем быстрее он бежал, тем сильней свистел у него в носу ветер: фии-фаа! фии-фаа!
Сунс сунул нос в миску с водой, и миска забурлила: бурлюр-мурлюр!
Сунс Фунс ещё и нос из миски не вынул, а увидел вдруг одним глазом, как Ветер теребит хвост коня.
Волей-неволей пришлось Фунсу задуматься. Он стал чесать лапой за ухом.
"Надо подумать, - думал он, - надо подумать".
Так он чесал за ухом и думал, но придумал только то, что само придумалось.
- Слушай, - сказал Сунс Коню. - Зачем ты разрешаешь Ветру дуть себе в хвост?
- Пускай дует, куда хочет. И в хвост и в гриву.
- Знаешь что, - сказал Фунс, - сунь на минутку хвост в озеро. Ветер выскочит, и тут я его схвачу.
Задом наперёд Конь подошёл к озеру, а сунуть хвост в воду не смог - Ветер играл хвостом, трепал его, теребил.
- Ладно, - сказал Сунс, - теперь всё понятно. Ветер сидит у тебя в хвосте. Сейчас я его оттуда выгрызу. Ты только не лягайся.
Сунс подпрыгнул и вцепился в хвост Коню.
- Ну как дела? - спросил добродушный Конь. - Поймал, что ли?
- Не знаю. Надо подумать.
Так Сунс Фунс висел на хвосте и думал, но придумал только, что надо крепко, очень крепко задуматься.
Тут Конь взмахнул хвостом, отмахиваясь от слепня, и Сунс упал на землю.
- Ищи ветра в поле, - сказал Конь и умчался, а Сунс Фунс побежал в поле.
Это было ржаное поле. А над полем, над колосьями ржи, гулял, конечно, Ветер - Ржаной ветер.
Посреди поля лежал большой камень. Сунс Фунс взобрался на камень и увидел, как по полю катятся ржаные волны. Ветер играл колосьями ржи - и качалось поле, плескалось и перекатывалось, как море, как прибой.
Два часа бегал Сунс Фунс по полю, охотился на Ржаной ветер и к вечеру совсем, бедняга, выбился из сил. Вывалив язык, побрёл он домой.
А навстречу - Янцис. Печальный, тихий.
- Что с тобой? - спросил Сунс.
- Влетело мне, - сказал Янцис и махнул рукой.
- Влетело? - удивился Фунс. - Это Ветер в тебя влетел?
- Какой там ветер! Мать мне дома целую бурю устроила!
- Бурю? Но буря - это сильный ветер. Значит, Ветер в тебя и влетел.
- Тьфу! - плюнул Янцис. - Чего ты пристал? Я тебе говорю: мне здорово влетело. Мать бурю устроила! Понял?
Сунс Фунс уселся на землю и стал чесать лапой за ухом.
"Буря и Ветер, - думал он. - Кабаны и Слоны. Одно влетает - другое вылетает. Что же делать? Как жить дальше?"
- Слушай, Янцис, - сказал Фунс. - Объясни мне, пожалуйста, где эта буря, которая в тебя влетела? Где она?
- В груди, друг, - сказал Янцис. - В душе.
- А выдохнуть её никак нельзя?
- И то верно, друг, - сказал Янцис. - Надо выдохнуть. - И он достал из кармана такую дуделку-сопелку.
Янцис дунул в дуделку - послышался первый тоскливый звук, - и дрогнуло сердце Сунса Фунса, подпрыгнуло куда-то вверх, а обратно не вернулось.
Янцис играл, и Сунс Фунс чувствовал, как проходит его злоба, а остаётся только тоска по ушедшему дню, по Ветру, который так красиво, как настоящий пёс, завывал в трубе, и главное - печаль по колбасе, которую он давно съел.
Сунс Фунс поднял голову и стал тихонько подвывать Янцису и его дуделке-сопелке.
Нынче и прежде, во все времена, воют собаки, когда трубит труба, играет могучий орган или простая гребёнка поёт сквозь папиросную бумагу о путях-дорогах Ветра в большом мире.
СКАЗКА О НАМОРДНИКЕ И НАПЁРСТКЕ
Встретились как-то раз Намордник с Напёрстком.
- Пойми, друг, - сказал Намордник, - очень хочется на чью-нибудь морду намордиться, но не видать ничего подходящего.
Надо сказать, что Намордник этот раньше носила собака, но сбросила его, потому что решила больше никогда в жизни не кусаться. И вот теперь Намордник гулял по городам и сёлам и, как уже говорилось, встретился с Напёрстком.
А Напёрсток с работы сбежал.
- Хватит! - говорил он. - Надоело! Невозможно всю жизнь толкать иголку. Лучше уж быть колокольчиком.
- Колокольчиком? - удивился Намордник. - Да ведь у тебя язычка нет.
- Язык можно достать.
Так они и бродили. Намордник морду искал. Напёрсток - язык.
Встретился им - Мусс. Ну, сладкий такой, вкусный, важный и надутый господин. А по-латышски, между прочим, Мусс так и называют - Надутень.
- Эй ты, Мусс-Надутень, - сказал Намордник, - говори прямо: у тебя морда есть?
- Что вы?! - напугался Мусс. - Морда? Откуда?
- Только не прикидывайся, - угрожающе сказал Намордник. - Кусаться небось умеешь?
- Не-ет, - ответил Мусс.
- И никогда никого не кусал? Только не врать!
- Нет, никогда никого! Если только меня перекислят, ревеня в меня переложат - чуть язычок покусываю.
- Ага, покусываешь. А сам врал, изворачивался. А ну подавай сюда свою морду!
И Намордник бросился вперёд. Но Мусс легко проскользнул через кожаные ремешки. У него ведь и вправду не было никакой морды. Так, какая-то расплывчатая физиономия.
Намордник хотел кинуться ещё разок, но тут объявилась Миска.
- Что вы делаете! - закричала она. - Как вам не стыдно! Ведь это самый нежный, самый сладкий, самый вздутый Надутень. Только взбитые сливки могут сравниться с ним. Иди сюда, милый. Иди ко мне, родной.
И Миска всосала в себя Мусс да ещё крышкой прикрыла.
- А если вам язык нужен, - сказала она, успокоившись, - вон корова на лугу, у неё спросите.
Корова щипала клевер. Это был второй клевер нынешнего лета. Первый клевер уже скосили, и вырос второй. Вот корова и щипала второй клевер, помахивая при этом языком.
