рукой прижала к груди сверток с птицей, чтоб та не вырвалась. Сорока, вывернув голову, больно клюнула женщину в подбородок. Не-звана не вскрикнула, не дрогнула – смотрела на ту, кого называли еще водяницей, омутницей, навкой…
Незване доводилось слышать, что русалки – красавицы с дивным голосом, которые соблазняют парней, заманивают их в воду и топят. Может быть, на парней водяницы наводили морок? Та, что глянула из колючих зарослей на Незвану, красавицей не была.
Легко выскользнула из кустов, встала перед Теребихой. Долговязая, босоногая, в длинной белой рубахе, с мертвыми пустыми глазами. А вот голос и впрямь оказался красивым, молодым:
– Ой, что это у тебя в руках? Полынь или петрушка?
– Полынь! – разом вскрикнули путницы.
– Сама ты сгинь! – взвизгнула водяница.
Лицо ее исказилось. Она проворно отскочила в сторону, но не обратилась в бегство – зашипела, как змея, протянула в сторону путниц руки с длинными когтистыми пальцами:
– Поиграем? Ой, защекочу!..
– Ступай в свой омут, гадина речная! – бесстрашно ответила Теребиха и сделала шаг к водянице. Та попятилась.
– Сзади! – крикнула Незвана, уловив движение за стволом старой березы.
– Прикрой мне спину! – не оборачиваясь, ответила Теребиха.
В это время с ветки березы свесилась, вытянулась длинная когтистая рука, притянулась к волосам старой колдуньи. Незвана хлестнула по ней полынью. Из листвы послышался вой, лапа отдернулась – но тут же из кроны спрыгнула еще одна водяница и набросилась на Теребиху. Из-за ствола старой березы выскользнула третья и сунулась к Незване.
И закипел бой. Теребиха яростно отбивалась от двух омутниц, грозно бросала им слова заговора:
– Земное – от земли, водяное – от воды. Ты не тронь, вода, земное! Не ходи, вода, за мною! Уходи, вода, в воду, за гнилую колоду, за крапиву, за полынь – сгинь, нежить, сгинь!
Незвана заговора не знала. Она просто отмахивалась пучком полыни от третьей водяницы и вовсю бранилась:
– Дрянь моченая! Уклейка бесхвостая! Чтоб тебе колючим ершом подавиться! Чтоб тебя раки под корягой сожрали! Ступай к себе в тину, не то патлы твои зеленые повыдергаю!
Наконец водяницы поняли, что нарвались на слишком опасную добычу, и отступили, почти беззвучно исчезли в шиповнике.
Теребиха села наземь, отдышалась и сказала:
– Это они не просто так… Обычно им полынь покажешь – враз убегут, а сейчас… Это им речной хозяин велел!
Она глянула на Незвану и нахмурилась:
– Что у тебя с лицом?
– А что?
– Подбородок в крови… Когтями достали?
– Нет, твоя птаха клюнула.
– А-а… это хорошо. Жаль, что не в глаз. Может, вырвалась бы она – а я бы тогда домой вернулась.
– Вот я вам обеим вернусь… – устало пригрозила Незвана. – Вставай, пошли…
– Ох, связалась я с тобой…
– Сам карась на уду попал, никто его не пихал. Нечего было мою Дарёнку в лес заманивать, чтоб на пне зарезать. Давай-давай, вставай!
За этим разговором тайком наблюдал волк Молчан. Он и драку видел, да не стал вмешиваться. Не волчье это дело – нежить гонять. Для него главное – чтоб Теребиха его не предала, помогла вернуть человечий облик.
Дарёна усвоила, что она – ценная добыча, а потому убивать ее Нерад не собирается. Стало быть, можно покапризничать и выбить себе кое-какие послабления.
Да, варварийский лазутчик связал ее по рукам и ногам. Аккуратно связал, умело. Крепко, но совсем не больно. И все же Дарёна принялась хныкать, что ручек-ноженек не чувствует, на всю жизнь калекой останется… Так ныла, что самой себя жалко стало.
А Нерад, негодяй, знай похохатывал:
– Если б я тебя первый день знал, я бы и поверил… Есть хочешь?
Есть Дарёнка хотела. Но даже если бы не хотела, всё равно бы согласилась. Ведь чтобы ее покормить, ей развяжут руки, верно?
Ну да, размечталась. Нерад открыл сундук, достал початый окорок, сел рядом с пленницей на скамью, принялся кинжалом нарезат́ ь мясо на маленькие кусочки и кормить девочку с рук.
Дарёна подчинилась. А меж кусочками вопросы задавала. Всегда полезно узнать побольше о враге. И всегда полезно представить себя доверчивой, робкой дурочкой.
– Нерад, ты варварец?
– Нет, я славиец. Меня мальчишкой в Варварию угнали, в рабство.
Дарёна хотела спросить: «Что ж ты против своих лазутчиком сделался?» Но вовремя сдержалась и зубами сняла с кинжала кусочек окорока.
Нерад спокойно продолжал:
– Варварцы – народ сильный, но их всегда можно обхитрить. И платят они хорошо, если знать, как к ним подойти. Вот сама увидишь…
«Раз со мной откровенничаешь – стало быть, уверен, что я отсюда не сбегу…» – прикинула Дарёна и, захлопав глазками, приготовилась слушать дальше.
Но ни поговорить, ни толком поесть не удалось.
Нерад вдруг посерьезнел, вскочил на ноги:
– Птицы раскричались… Кто-то идет?
Повернулся к окну… А кинжал оставил на столе.
Дарёна дернулась к столу. Раз кто-то идет, то варварийского гада лучше оставить без оружия! Она навалилась на стол, плечом спихнула кинжал на пол и связанными ногами подтолкнула его к широкой щели меж досками. Кинжал рыбкой ушел под пол.
Нерад обернулся на стук, сразу всё понял – и лицо его заледенело.
– Ладно, потом достану, – сказал он. – А теперь слушай очень внимательно. Да, ты нужна мне живой. Но не обязательно целой. С одним глазом тебя всё равно купят. Если ты сейчас издашь хоть один звук… если только пискнешь… я вернусь и выдавлю тебе глаз. Поняла?
Дарёна испуганно закивала. Да-да, она будет молчать… она уже молчит, только губы дрожат…
Нерад вышел во двор. А Дарёна, насколько смогла, приподнялась, чтобы в окно увидеть, кто же там подходит к мельнице.
Удалось. Увидела. И разом забыла свой страх.
Этот гад грозится выдавить ей глаз? Да хоть оба!..
Она набрала в грудь побольше воздуха и закричала так громко, как в жизни не кричала:
– Зва-анко! Нерад убить тебя хочет!
* * *
Когда навстречу Звану на заброшенный мельничный двор шагнул невысокий человек с ожогом во всю правую щеку, Зван не признал в нем Нерада. Он, как и Дарёна, ни разу не видел скомороха с нераскрашенным лицом. Успел парнишка подумать, что искала Дарёна мужика с ожогом – и, видать, доискалась…
Но тут на весь двор прозвучал крик Дарёны:
– Зва-анко! Нерад убить тебя хочет!
И сразу всё стало понятно.
Дарёна жива. Вон тот тип – Нерад и враг. Убить его хочет? Размечтался! Не он первый. Сейчас будет драка!
Жизнь снова становилась хорошей.
А Нерад покосился на пристройку, откуда донесся крик, хмыкнул:
– Ладно…
И воскликнул звонко, по-скоморошьи:
– Потеха
