Причём самой двери он по-прежнему не видел, только догадывался, что она где-то там.
— Тонкая работа, — выдохнул он, касаясь камня. Тот был шершавым на ощупь и даже слегка влажным, как настоящий.
— Ещё бы! Отец сам чары наводил. Если бы я не видел, где он это делал, тоже мимо прошёл бы.
Лис вздохнул. Это сильно осложняло дело. Иллюзии хорошего чародея тем и хороши, что кажутся реальными, пока ты в них веришь. А как не поверить, когда вот она, стена перед глазами: каждая трещинка видна, мох в них растёт и мхом пахнет?
— М-да, неудача… — протянул он.
А Лютомил в ответ рассмеялся:
— Да ладно тебе! Неудача, пф! Скажешь тоже. А ну-ка дай мне сюда свой волосок.
Он потянулся к макушке Лиса, и тот отшатнулся.
— Это ещё зачем?
— А затем, чтобы чары победить.
— Как их победишь? Тут Кощей нужен!
Лютомил глянул на него снисходительно:
— Ну! А мы с тобой кто? Его сыновья. Я пол-Кощея да ты пол-Кощея. Вместе — сила, говорю же. Давай сюда волос, кому говорю!
Что ж, это звучало разумно. Пришлось поверить брату на слово. Лис провёл руками по спутанным патлам и протянул руку:
— Вот. Бери.
Из нескольких волосков наследник придирчиво выбрал тот, что подлиннее, из своего хвоста выдернул ещё один и, сложив их крест-накрест, прислонил к стене.
Рука прошла сквозь каменную кладку, не встретив ни малейшего препятствия.
— Видал? — хмыкнул Лютомил, явно довольный собой.
Он закрыл глаза, прислонился лбом к стене и зашептал слова заклинания. Лис весь превратился в слух — а ну как пригодится? На память он никогда не жаловался, так что запомнил всё с первого раза.
Он с детства видел немало колдовства — всё-таки вырос в самом сердце Навьего княжества — и всё равно всякий раз завороженно замирал, глядя на красоту творящейся волшбы. Вот и сейчас, затаив дыхание и приоткрыв рот, смотрел, как наведённые чары растворяются, подобно утренней дымке над долиной. Справа и слева каменная кладка осталась нетронутой, зато прямо перед ними открылся зарешеченный проём. Позади крепких стальных прутьев (тоже щедро сдобренных заклятиями, конечно же) в застенке без окон, освещённом всего одной свечой, маячили две фигуры. Одежды чужаков были грубыми — из конопляного полотна да драной мешковины, но, по сравнению с одеянием других узников, даже относительно чистыми. Тот, что поменьше ростом, усмехнулся, глядя прямо в глаза Лису, и низким, но всё равно молодым голосом молвил:
— Эй, Вань, у нас, похоже, гости. Кто вы такие, добры молодцы? Чьих будете?
Второй — тот, что повыше, косая сажень в плечах — вмиг подобрался, словно зверь перед прыжком, и буркнул:
— Какие же это добры молодцы, Весьмир? Не видишь, что ли? Навьи выкормыши.
Голоса у них с дивьим чародеем были даже чем-то похожи: богатырь (ну а кто ж ещё) говорил басовито, но не глухо и рокочуще, как дядька Ешэ, а будто с тёплыми нотками. Этим дивьим хорошо бы вышло дуэтом спеть.
— Ты кого навьим выкормышем назвал, глупый смертный! — вскинулся братец. — Я, между прочим, Лютомил, Кощеев наследник. А это, — он кивнул на Лиса, — его младший сын.
— Так вы, выходит, не гости, а хозяева? Ну, наше вам почтеньице, Кощеевы дети, — Весьмир говорил вроде бы и почтительно, а всё равно с насмешкой. Лис её чуял, а вот Лютомил, похоже, нет, потому что, подбоченившись, молвил:
— Вот так бы сразу. А то ишь! Неча тут язык распускать.
Ох, не зря его пустолайкой прозвали, не зря. Примерно так оно и выглядело: вроде как мелкая шавка на двух матёрых псов тявкать пытается. Звонко — да толку никакого.
— Не серчай, княжич. Мы тут без посетителей малость одичали, — развёл руками Весьмир.
Он немного сместился в сторону, и теперь Лису удалось рассмотреть его немного получше — прежде мешал свет, бивший прямо из-за спины. (Интересно, зачем дивьим людям понадобилась свеча? Они же прекрасно видели в темноте, как и навьи.) Признаться, чародей совсем не впечатлял: ни обликом, ни статью. Белобрысый, как большинство подданных царя Ратибора, с мальчишеской улыбкой и какой-то… ну, несерьёзный. Разве под силу будет такому недотёпе матушку выручить? Богатырь, признаться, тоже выглядел не особо внушительно: лицо румяное и сплошь веснушчатое, будто мухами засиженное, вихры льняные курчавые торчат в разные стороны, Ну и уши, конечно, круглые, как у матушки Василисы. Зато вот руки впечатляли — даже под нищенским тряпьём было видно, как бугрятся тугие мускулы. Но где же косая сажень в плечах? А рост с гору? А зычный голос, заставляющий бушевать ветра? Эх, наврали всё в сказках…
Лютомил, в отличие от брата, разочарованным не выглядел — разглядывал пленников с любопытством. Особенно Ваньку.
— Откуда ты родом? — спросил он у богатыря.
— Дык из Дивнозёрья, — тот отмахнулся от насторожившегося было Весьмира, мол, окстись, уж в этом-то никакой тайны нет.
Наследник восхищённо выдохнул.
— Ух! И каково там?
Лис аж рот раскрыл от удивления: вот уж не думал, что братец чудесными землями смертных так интересуется. Впрочем, ничего удивительного: у него-то смертной мамки не было…
— Нормально, — богатырь пожал плечами.
— И на кой ляд ты к нам попёрся? — не выдержал Лис. — Сидел бы себе дома. Нешто там плохо было?
— Хорошо было бы, если бы не папка ваш, супостат окаянный, — Ванька потряс кулаком (тот был размером с голову Лютомила, не меньше). — Не давал он нам спокойного житья, ну а теперь и мы ему не дадим. Всё по справедливости.
— Папка наш — на свободе, а ты — в остроге, — наследник с вызовом сплёл руки на груди. — Что ж, такая справедливость по мне.
— Это ненадолго, — богатырь в ответ вздёрнул подбородок.
Он хотел добавить что-то ещё, но осёкся под строгим взглядом Весьмира и умолк. Дальше
