поясной сумочке. — Вот, держи. Это два лепестка цветов сон-травы. Завари и выпей.
— Спасибо, обойдусь.
— Бери-бери. Не сегодня, так потом пригодится.
— Лучше бы прощения попросила.
— За что?! — совершенно искренне удивилась Огнеслава.
Яромир махнул рукой и взял лепестки. Похоже, у целительницы дела с извинениями обстоят ещё хуже, чем у него самого. До чего же строптивая девица!
— Чего ты лыбишься? — ощетинилась Огнеслава. Подумала, наверное, что Яромир над ней смеётся. А он и сам не заметил, что улыбается.
— Да так… Подумал про тебя, что ты — вздорная. А потом на ум пришло, что я и сам такой же. Знаешь, сколько раз меня костерили за неуживчивый характер? И не сосчитать. Выходит, что меня раздражает, что мы похожи. И я счёл это забавным.
— Мы разные. Ты — царский побратим, а я — полукровка. За что меня смешают с грязью, тебя разве что легонько пожурят.
Яромир воздел очи к небу:
— О боги! Да не о том же речь!
Но, видать, Огнеславе нынче было угодно цепляться к словам и упрямиться.
— Очень даже о том. Мы не ровня.
— Быть может, я не до конца понимаю, что тебе довелось испытать. Но я пытаюсь! — Яромир чувствовал, что закипает. Он уважал Огнеславу, в какой-то мере даже восхищался ей, но в то же время её слова приводили его в бешенство. И сохранять спокойствие было ой как непросто.
— А зачем?
Вопрос поставил Яромира в тупик.
— Э-э-э? В смысле?
— Ну, зачем тебе меня понимать? Для таких, как ты, я не человек, а часть верного войска. Ценна, пока хорошо выполняю свою работу. Разве не так?
— При царе Ратиборе, наверное, так и было, но при Радосвете всё изменилось! Скоро ты это почувствуешь!
Чем с большим жаром Яромир говорил, тем недоверчивее становилось лицо Огнеславы.
— Красиво сказываешь. Была бы я помоложе, заслушалась бы.
— А я думал, мы ровесники.
— Так и есть. Я и говорю: не ребёнок я уже, чтобы в сказки верить. Все цари одинаковы.
— Неправда! Ратибор был тираном и деспотом. Многие через то пострадали. Даже его собственный сын. Но Радосвет не такой. И я тоже.
— И что же, выслушаешь меня, коли я решусь сказать, что на самом деле думаю о Диви и Нави, об этой войне? — прищурилась Огнеслава.
— А что я, по-твоему, сейчас делаю?
— Пока только перечишь да ногами топаешь, когда мои слова в твою лубочную картинку мира не вписываются.
Яромир вдохнул, выдохнул и пояснил уже более спокойно:
— Про Радосвета мне видней. Все-таки я его с детства знаю. Но, коли у тебя есть думы о войне, говори смело. Обещаю, что не буду перечить.
— Не верю.
— А ты проверь.
Они прожигали друг друга взглядами, и каждый собирался выиграть в этой игре, заставив соперника опустить глаза первым.
— Ладно, ты сам этого хотел, — сдалась Огнеслава. — Я думаю, Лютогор не хочет захватить Дивь. Не нужны ему наши земли. А если хотел бы, давно бы уже вошёл в Светелград.
— Что за чушь?! — Яромир вытаращился на неё в недоумении. Шутит, может? Или нарочно провоцирует?
— Я же говорила. Ты слышишь только то, что хочешь слышать. И это меня считают упрямой. Пф!
Огнеслава развернулась и зашагала прочь, но Яромир догнал её и поймал за рукав:
— Нет-нет, продолжай. С чего ты это взяла?
Она стряхнула его руку, но всё-таки остановилась.
— Лютогор насылает на нас упырей и злыдней. Этих тварей в его войске всё больше, а живых всё меньше. Из-за их численного перевеса мы вынуждены отступать.
— Да, но…
— Помолчи и дослушай. Я ожидала, что у нас будет множество раненых, которым я не смогу помочь. Множество дурных смертей и превращений в заложных мертвецов. Велела даже своим подручным запастись серебром, чтобы упокаивать таких бедолаг. И знаешь что? Их не стало больше.
— И что это значит, по-твоему?
Губы Огнеславы искривились в усмешке:
— Прав был твой симаргл, соображаешь ты не быстро. Кто может заставить упырей не жрать своих жертв? Сражаться, но слюни не распускать?
— Их хозяин.
До Яромира начало доходить.
— А их хозяин кто?
— Лютогор. Ты меня огорошила сейчас. Наверняка за этим кроется коварный план…
— Или он просто не любит убивать. Не хочет лишних смертей.
— Но я сам видел среди покойников наших, дивьих!
Высказанная Огнеславой мысль казалась Яромиру чуть ли не кощунственной. Он привык думать, что Кощеевич кровожаден и злобен, в точности как его проклятый папаша.
— Я тоже видела. И сколько их там? Две-три дюжины? Ничто в сравнении с общей численностью навьего войска. Причём часть из них вообще не похожи на воинов. Возможно, это люди, умершие от голода и холода. Они могли встать из могил и сами.
— Но в том, что у нас голод и холод, виноват Лютогор!
— Я его не выгораживаю. Просто задумайся. Может, есть какой-то другой путь, кроме войны?
Яромиру не нравился тон, с которым Огнеслава с ним говорила. Таким голосом уговаривают беспокойных больных, чтобы не вздумали вставать с постели, а лучше приняли горькое зелье. Да и смысл слов тоже был не по душе.
— Ты не разбираешься в войне, целительница. — Возможно, это прозвучало грубо. Но воины должны сражаться, а целители — лечить. Он же не поучает её, как выхаживать раненых.
— Пусть так. Зато я разбираюсь в людях. Мы устали и терпим неудачу за неудачей. Но наш противник, может статься, тоже устал. Не лучше ли сесть за стол переговоров
