вышла. Он с удивлением понял, что не может решиться: будто сама внутренняя суть противится. Ну не нравится ему убивать — и всё тут. Быть может, он ещё недостаточно разозлился?
Они смотрели друг на друга, и в глазах Доброгневы расцветал страх. Похоже, до неё наконец дошло, что яд не подействовал.
— О… я не подумала. Неужели отец уже успел?…
— Что успел? — не понял Лис.
— Наградить тебя меткой наследника.
— А, ты об этом? — он оторвал рукав рубахи и чистым краем промокнул кровящие раны. Доброгнева, позеленев от зависти, впилась взглядом в Кощеев знак на его плече.
— Ну что за невезение! А всё так хорошо начиналось. Ты мог бы уже сейчас лежать у моих ног бездыханный.
— Ну прости, что не доставил тебе такого удовольствия, — фыркнул в ответ Лис.
До него вдруг дошло, что можно больше не бояться сестру. Он же вообще-то стал бессмертным. Если бы с самого начала вспомнил об этом, то и руками размахивать не пришлось бы. М-да, мало было придумать заклятие, нужно ещё приучить себя пользоваться им, чтобы при малейшей опасности первым делом перемещать жизненную силу в ближайший предмет. Эту привычку ему ещё предстояло выработать.
— Знаешь, я передумал тебя убивать, — Лис недобро улыбнулся. — Лучше позову стражу. Скажу, что случилось нападение на наследника. Мне поверят, а тебе — нет. Особенно когда я покажу вот это, — он поднял раненую руку и поморщился: чувствительность постепенно возвращалась.
— Даже убить сам не можешь! Слабак! — Доброгнева презрительно сплюнула на пол.
— Это было бы слишком легко. Кощей больше разочаруется, когда узнает, что ты сделала, и велит отдать тебя палачам. Думаю, ты это заслужила. Постой пока тут, подумай. Кстати, ты ещё можешь успеть попросить прощения.
— И тогда ты меня отпустишь? — в надежде вскинулась Доброгнева.
Лис помолчал, выдерживая надлежащую паузу, а после не без удовольствия ответил:
— Нет.
— Ну ты и подлец! — выдохнула сестра.
Но Лис, ничуть не оскорбившись, кивнул:
— Все мы такие. Как-никак, Кощеево семя.
Доброгнева вздохнула, соглашаясь, и вдруг зашептала быстро-быстро — так, что волей-неволей пришлось прислушаться:
— Братец Лис, а может, всё-таки договоримся? Ну ты же понимаешь, не могла я не попробовать. Теперь поняла — ты сильнее. Но так ведь и я не лыком шита, могу ещё тебе пригодиться. Например, мне известно, где Кощеева смерть спрятана. Отдашь меня палачам — вовеки не узнаешь.
— Ха! Нашла, чем удивить, — отмахнулся Лис. — Отец мне сам всё рассказал и показал даже.
— Ой, всё ли? — Доброгнева усмехнулась. — А знаешь, как ларец открыть, чтобы руки не порезать? Как зайца не упустить и утицу споймать прежде, чем та улетит? По лицу вижу, что не знаешь.
— Мне это знание ни к чему. Али думаешь, я отца погубить собираюсь? — Лис шагнул ближе, чтобы лучше слышать сестру.
Та подмигнула.
— Конечно, собираешься. Сам же сказал: все мы подлецы, Кощеево семя. Ежели я об этом подумывала, то и тебя не минула такая мыслишка. Али я не права?
— Я не стану отвечать, не надейся.
Искушение было велико, но Лис больше не верил ни единому слову Доброгневы. А ну как признаешься, а кощейки услышат: оправдывайся потом…
— Не бойся, не собираюсь я тебя губить. Наоборот, предлагаю вместе супротив отца пойти. Всему миру большое одолжение сделаем. Между прочим, чтобы до его сердца добраться, как раз нужны парень и девица. Чары на ларце твердокаменные наложены, но даже если какой-нибудь чародей их снимет, всё равно о грани порежется. Мечом его надо рубить — и непременно женской рукой. А заяц не сбежит, коли девица запоёт. Но рубить надо так, чтобы ларец расколоть, а зайца не задеть — иначе он песен слушать не станет. Так что, рассказать тебе дальше про утицу?
Лис сделал ещё шаг, чихнул (сестра так и не перестала использовать можжевеловое масло для волос), но теперь уже смотрел в оба: мало ли что Доброгнева выкинет? Как оказалось, не зря беспокоился. Та вдруг взмахнула рукавом и метнула кинжал. Но Лис успел мгновением раньше перекинуть свою жизненную силу — смешно сказать — в левый сапог. Клинок вонзился ему в грудь: Доброгнева не мелочилась, метила прямо в сердце. Тут уж Лис не отказал себе в маленьком удовольствии: рисуясь, выдернул кинжал и расхохотался так, что спугнул небольшую стайку летучих мышей — самых обычных, не упырей.
— Плохой выбор, сестрица. Уж лучше бы ты про утицу рассказала.
— Успел-таки отцовой мудрости научиться, — она вздохнула. — Что ж, поделом мне, что сама струсила, когда предлагали. Не захотела бревном бесчувственным становиться. Но ведь и ты не стал. Не веет от тебя льдом и холодом, как от бати нашего. Может, раскроешь тайну, как схитрил, а? Всё одно мне помирать…
— Про утицу скажи, тогда, может, и раскрою, — Лис вытер кинжал о штаны и заткнул за пояс.
— А быструю смерть даруешь? — не растерялась Доброгнева. — А то не хочется что-то к палачам в руки.
— Только если до конца расскажешь всё, что знаешь. А то кто знает, может, там, помимо утицы, и другие хитрости есть?
— Ну разумеется, есть, — улыбка сестры была хищная, лисья. Всё-таки как ни крути, а было у них что-то общее. Ликом оба в матерей пошли, но какие-то отцовы черты нет-нет да проглядывали. — Только сперва поклянись мне жизнью Василисы, что не отдашь меня палачам.
— Её жизнью я ни в чём клясться не буду! — взвился Лис. — Ишь чего удумала! Это тебе не игрушки.
— Вся наша жизнь — игра, дорогой братец. Странно, что ты до сих пор этого не понял, — она пожала плечами. — Что ж, тогда с этого момента я — молчок. Пусть заплечных дел мастера дознаются, если смогут.
В наступившей тишине было слышно только, как где-то неподалёку капает в каменную чашу вода.
— Хочешь, своею поклянусь? — не удержавшись, выдохнул Лис.
