средств к существованию. Такие особы не интересуются будущим детей. А эти богатые русские уехали с девочкой неизвестно куда.
– Но вы говорите: «если» это та девочка, которую мы ищем. «Если»! Мы не можем быть в этом уверены. Да и фамилия не совсем та…
– Мадам Паскаль произносит её на французский лад – возможно, дело только в произношении. А всё остальное на удивление сходится. Отец девочки – английский офицер, служивший в Индии; после смерти жены он поместил свою осиротевшую дочь в парижский пансион. Он умер скоропостижно, потеряв всё своё состояние. – Мистер Кармайкл на минуту задумался, словно в голову ему пришла новая мысль. – А вы уверены, что ребёнка отдали в парижский пансион? Именно в парижский?
– Мой дорогой друг, – с горечью воскликнул мистер Кэррисфорд, – я ни в чём не уверен! Я никогда не видел ни этой девочки, ни её матери. Я очень любил Ральфа Кру, мы вместе учились в школе, но с тех пор не виделись, пока не встретились в Индии. Я был совершенно поглощён своими копями. Он тоже. Перед нами открывались такие грандиозные перспективы, что мы совсем потеряли голову. Ни о чём другом мы не говорили. Я только знал, что девочку отправили в какой-то пансион. Сейчас я не могу даже вспомнить, откуда я это узнал.
Мистер Кэррисфорд пришёл в волнение. Он всегда приходил в волнение, когда вспоминал о горестных событиях прошлого, – воспаление мозга очень его ослабило.
Мистер Кармайкл с тревогой следил за ним. Ему хотелось задать несколько вопросов, но сделать это следовало осторожно, чтобы не разволновать больного ещё больше.
– Но у вас есть основания полагать, что девочку отослали именно в Париж?
– Да, – отвечал мистер Кэррисфорд. – Её мать была француженка, и мне говорили, что она хотела, чтобы девочка получила образование в Париже.
– Да, – согласился мистер Кармайкл, – тогда это более чем вероятно.
Мистер Кэррисфорд подался вперёд и с жаром произнёс, ударяя по столу исхудавшей рукой:
– Кармайкл, я просто должен её найти. Если она не умерла, то она живёт где-то. Если она осталась без денег и без друзей – это моя вина. Разве я могу выздороветь, когда день и ночь меня гложет мысль об этом ребёнке? С копями всё наладилось – они оправдали наши самые фантастические ожидания, а дочка бедного Кру, возможно, побирается на улицах!
– Да нет же, нет, – возразил Кармайкл решительно. – Постарайтесь не волноваться. Утешайте себя тем, что, когда мы её найдём, вы вручите ей огромное состояние.
– Как я мог пасть духом, когда все решили, что мы не продержимся? – застонал Кэррисфорд в отчаянии. – Я, верно, не потерял бы головы, если бы отвечал лишь за свои деньги. Но на мне лежала ответственность и за чужие вклады. Бедняга Кру вложил в копи всё – всё до последнего пенни! Он мне доверял – он меня любил. Он умер с мыслью о том, что я его разорил… я… Том Кэррисфорд, с которым он играл в Итоне [19] в крикет! Каким я был негодяем в его глазах!
– Не упрекайте себя так горько.
– Я упрекаю себя не за то, что наше предприятие чуть не лопнуло, а за то, что мне недостало мужества. Я бежал, словно вор и мошенник, потому что не смел поглядеть в лицо своему лучшему другу и сказать ему, что я разорил его и его дочь.
Добросердечный Кармайкл положил больному руку на плечо.
– Вы убежали, потому что ваш рассудок не выдержал этих мук и напряжения, – сказал он. – У вас уже начинался бред. Если б не это, вы бы остались и приняли бой. Всего два дня спустя у вас сделалось воспаление мозга, вы так метались в бреду, что вас пришлось привязать к больничной койке. Вспомните!
Кэррисфорд уронил голову на руки.
– Боже, это правда, – сказал он. – Я сходил с ума от страха. Я не спал неделями. В ту ночь, когда я бежал из дома, мне чудилось, что меня окружают какие-то твари, которые строят гримасы и хохочут надо мной.
– Вот видите, – сказал мистер Кармайкл. – Разве человек на грани воспаления мозга может здраво судить о чём-то?
Но Кэррисфорд покачал головой.
– Когда сознание ко мне возвратилось – бедный Кру уже лежал в могиле. А я ничего не помнил. Прошло немало месяцев, прежде чем я вспомнил о девочке. Но и тогда как-то смутно, словно в тумане. – Он смолк и потёр рукой лоб. – Такое бывает со мной и сейчас, когда я пытаюсь что-то припомнить. Но ведь Кру наверняка говорил мне, в какую школу он её послал. Как вы полагаете?
– Возможно, он и не говорил ничего определённого. Вы даже не знаете имени девочки.
– Он обычно звал её своей «маленькой хозяюшкой» – странное имя для девочки! Но эти несчастные копи занимали все наши мысли – мы ни о чём больше не говорили. Если он и называл школу, то я забыл… забыл. А теперь уж мне никогда не вспомнить!
– Полноте! – сказал мистер Кармайкл. – Мы ещё найдём эту девочку. Будем искать этих добрых русских, о которых нам рассказала мадам Паскаль. Ей помнилось почему-то, что они живут в Москве. Что ж, попробуем искать её там. Я поеду в Москву.
– Если б у меня были силы, я бы поехал с вами, – сказал Кэррисфорд, – но я могу лишь сидеть, закутанный, перед камином и смотреть в огонь. Мне чудится, что оттуда на меня глядит молодой и весёлый Ральф Кру. Он словно вопрошает о чём-то. Иногда я вижу его во сне – он стоит предо мной и задаёт всё тот же вопрос. Вы догадываетесь, о чём он меня спрашивает, Кармайкл?
– Не совсем, – тихо ответил мистер Кармайкл.
– Он говорит: «Том, старина… где же моя маленькая хозяюшка?» – Мистер Кэррисфорд схватил Кармайкла за руку. – Я должен ему ответить! Я должен ответить! – произнёс он, не выпуская руки поверенного. – Помогите мне… помогите мне её найти!
А по другую сторону стены сидела Сара и беседовала с Мельхиседеком, который явился за ужином для себя и своей семьи.
– Нелегко мне было сегодня вести себя, как подобает принцессе, Мельхиседек, – говорила она. – Труднее обычного. Чем на улице холоднее и больше грязи, тем труднее оставаться принцессой. Когда Лавиния увидала мою юбку, забрызганную грязью, и засмеялась, мне так и хотелось ей кое-что сказать – я еле сдержалась. Прикусила язык – и смолчала. Днём было так холодно, Мельхиседек, да и вечер промозглый.
И она опустила голову на руки – она часто так делала, когда оставалась одна.
– Ах, папочка! –
