Я приготовлю яйца. Я делаю идеальную яичницу-болтунью, скрэмбл. Я тебя научу.
– Это что, необходимый шпионский навык?
Он пожимает плечами:
– Шпионы тоже едят.
– Я не смогу. Мне надо выйти из дому самое позднее в семь сорок пять. В школу же.
– А, да.
Папа появляется из кухни вместе с мамой Вернея, которая смотрит на меня долгим взглядом. Потом она улыбается и говорит:
– Джордж, имей в виду: тебе здесь рады в любое время. Завтрак, обед, ужин – всегда!
– Спасибо, – говорю я, и мне внезапно очень хочется уйти.
Я смотрю на папу, который всё понимает по моему лицу и говорит, что нам пора.
Дома я переключаю каналы, пока не нахожу бейсбольный матч, а папа в это время раскладывает покупки: сливы, чипсы, полоски волокнистого сыра и четыре упаковки питьевого йогурта, который любит мама. Потом мы устраиваемся на диване с сэром А, грызём чипсы и сливы, и смотрим бейсбол, и не заикаемся о том, что с мамой смотреть бейсбол в сто раз интереснее, потому что уж кто-кто, а она в нём разбирается. Папа спрашивает, как у меня дела, и даже уменьшает звук в телевизоре, на случай если я захочу излить душу, – но я не хочу.
Мама звонит перед сном, и голос у неё не такой уж усталый. Она расспрашивает меня про Вернея и его семью. Когда я говорю, что Верней не ходит в школу, она говорит, что у них, похоже, очень милая богемная семья. Когда я говорю, что Верней собирается открыть мне секрет идеальной яичницы-болтуньи, она говорит, что это ещё и очень толковая богемная семья. Папа называет их «продвинутыми». Никто не хочет произносить вслух слово «странные».
Я пересказываю ей несколько эпизодов из игры «Нью-Йорк метс», и мы желаем друг другу спокойной ночи.
Позже, когда папа совершает свой обычный телефонно-бормотательный ритуал за закрытой дверью спальни, я выскальзываю из квартиры, бегу на четвёртый этаж и засовываю в дверь мистера Икс вернеевскую обёртку от жвачки, скомканную в шарик. Сердце моё колотится со скоростью миля в минуту, но ничего плохого не происходит. Полная тишина.
Перед сном я оставляю маме скрэббл-послание:
Мамин утренний скрэббл-ответ:
ПУСТЬ РАБОТАЮТ НАД ПОДАЧЕЙ
ТАК ИМ И ПЕРЕДАЙ
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
Папа уже ушёл – в кухне записка и деньги на бублик. Я открываю холодильник и вижу, что из четырёх упаковок маминых йогуртов осталось только две.
Первый урок. Естествознание.
Я молча сижу за столом номер шесть с Бобом Инглишем с Фломастером. Даллас, проходя мимо, сильно хлопает меня по голове:
– Привет, Жо, рад тебя видеть, Жо, до новых встреч, Жо.
– Кажется, он болен, – говорю я Бобу.
Боб отвечает, не поднимая взгляда:
– Пытается тебя достать.
– Это уж точно. Но вообще-то он всех пытается достать.
– Да. Но тебя в особенности. С того самого дня, как ты уронил его в спортзале.
– Что? Так никто же не видел.
Но пока я это произношу, я уже понимаю, что неправ. Кто-то явно видел.
– Да все видели. Анита, Чед и Пол сделали хай-файв. Он весь год их достаёт, обзывает бандой ботанов, спрашивает Аниту: «Что, получишь высший балл на отборочном?»
– На отборочном тесте? В смысле, в колледж?
Боб не перестаёт рисовать.
– Анита думает, он намекает на то, что она азиатка. Ну, ты понял. Типа что все азиаты обязательно суперумники.
Я думаю про Джейсона. Может, я в нём ошибся. Может, он всё-таки изменился, если ему нравится каждый день сидеть за обедом с такими, как Даллас.
– Кстати, о твоём имени, – говорит Боб, – ты знаешь, что Бен Франклин хотел избавиться от буквы G?
– Не может быть.
– Может. Но не то что совсем избавиться. Где читается мягко – выкинуть, а где твёрдо – оставить. Ну ты понял, твёрдо – это как в слове «Гриффиндор». А мягко – это как в твоём имени, Джордж.
– Представляю, как психанул Джордж Вашингтон!
– Вообще-то «Джордж» можно было бы писать и через J. Да только J была одной из тех шести букв, которые Франклин в своём проекте выкинул.
– Он выкинул шесть букв?!
– Да. Но придумал шесть новых. Для тех звуков, у которых не было своей буквы. Например, букву «иш». Похожую на h, только с петелькой. Твоё имя писалось бы примерно как «Дишордиш».
– Слушай, я думал, весь смысл в том, чтобы стало проще, а не сложнее.
– Ну да. Но сперва надо привыкнуть.
Я не говорю ему о том, что и с обычной орфографией дело обстоит точно так же: сперва всё кажется странным, но постепенно привыкаешь. Интересно, если бы Бенджамин Франклин тогда настоял на своём, то мисс Уорнер теперь добивалась бы, чтобы ко мне прилипло имя «Иш»?
Боб Инглиш опять низко склоняется над столом. Потом передаёт мне записку:
Он видит, как я на неё уставился, и шепчет мне:
– Без обид.
Последний урок. Физкультура.
Волейбол! Опять.
Мы строем входим в спортзал. Мисс Уорнер стоит у входа, широко улыбаясь.
– Прямо вот так? – спрашиваю я. – Опять волейбол?
Она поднимает ладонь и растопыривает пальцы, но я оставляю её руку висеть в воздухе, потому что сегодня не пятница.
– Не огорчайся, Джи, постарайся получить удовольствие. Всего два дня до выходных. Помни, я с тобой!
Вид у неё сочувственный, но я что-то уже начинаю сомневаться.
Даллас и Картер прямо у меня за спиной. Опять. Три шага от мисс Уорнер – и начинается.
– Да-да, Джи. Постарайся получить удовольствие.
Игнор.
Один из них сжимает мне плечо.
– Мощная мышца́, Жо. Наверно, поэтому у тебя такая шикарная подача?
Игнор.
Картер продолжает:
– Эй, Жо, невежливо не отвечать, когда с тобой разговаривают. Я интересуюсь, у тебя шикарная подача благодаря твоей мощной мышце́?
– Отцепись от него, Картер, – говорит Даллас. – Ты же знаешь, фрики со спортом не дружат.
Игнор.
Дома я беру трубку с первого же звонка Вернея. И даже успеваю сперва выхватить из холодильника коробочку с шоколадным пудингом.
– Не за что, – говорит Верней.
– В смысле?
– Я починил твой замок.
Тут до меня доходит. Сегодня мне впервые не пришлось ковыряться в замке – дверь открылась сразу.
– О, спасибо!
– У нас проблема. Через сколько минут сможешь подойти?
Я доедаю пудинг уже на бегу и по пути смотрю на коврик под дверью мистера Икс.
На коврике валяется обёртка от жвачки – лежит себе невинно, как
