Хьюго.
Что бы это значило? Альма пока не могла сказать с уверенностью, но друзья узнали правду о ней и все еще были рядом. Никто не принял ее за сумасшедшую или ущербную, не решил, что ей суждено остаться неудачницей. И одно она знала точно.
– Прямо сейчас я счастлива, – сказала она. – Это чего-то да стоит.
Они проторчали у пещер дольше, чем рассчитывали, и Альме показалось, что дорога обратно заняла больше времени, чем туда. Когда она подъезжала к дому, солнце уже вставало, а к тому времени, как ей удалось забраться через окно в свою спальню, поднялось окончательно.
И там, на ее кровати, бок о бок сидели родители.
– Альма! – мама вскочила на ноги. Глаза ее были широко раскрыты, в них читались непонимание и страх. В руке мама сжимала телефонную трубку. – Что происходит? Где ты была? Почему ты вся в грязи?
– Я не в грязи, – сказала Альма и спрятала руки, измазанные в земле, за спиной. Как будто это могло помочь! Она и так испачкана с ног до головы.
– Так вот чем ты занимаешься? – отец подошел к окну и с силой захлопнул его. – Сбегаешь через окно посреди ночи?
– Я была во дворе, – ответила Альма.
– И каталась там по земле? – спросил отец.
– Да. Нет. Не знаю.
Альма знала, что однажды это должно было случиться. Она сбегала из дома уже пять раз кряду и три из них отсутствовала часами. Альма моталась по всему Фор-Пойнтсу: искала исток реки, забиралась на вершину горы, спускалась под землю – и очень удивлялась, что ее до сих пор не поймали.
А еще она удивлялась тому, что на этот раз не испытывала чувства вины и не нервничала. И особенно удивительным для Альмы было понять, что она злится.
Она чувствовала, как сердце начинает биться быстрее. Мышцы напряглись. Лицо искривилось, но это была не улыбка, а жесткая гримаса человека, который ни о чем не жалеет. Альма уже несколько месяцев не могла жить нормальной жизнью, а родители были не в состоянии ей помочь. Они просто говорили ей, как поступить, указывали на то, что она делала не так, и просили больше стараться. Из-за них все становилось только хуже.
Благодаря родителям и начались все эти проблемы.
– Я уже собирался звонить в полицию, чтобы ты знала! Это абсолютно неприемлемо! – возмутился отец.
– И мы очень испугались, – добавила мама. – Знаешь, нам стало страшно, когда мы пришли сюда и обнаружили, что ты пропала!
– Я просто рано проснулась и пошла в заповедник позади дома, – ложь легко и дерзко сорвалась с языка Альмы. – Я хотела погулять. Вы же знаете, что мне это нравится. Вот и все.
Родители испытующе смотрели на нее: во взгляде матери открыто читалась тревога, отец же скрывал свои переживания под напускной злостью.
– Сегодня у тебя прием у психолога, – наконец произнес отец. – Мы позвоним ему и сообщим об этом инциденте. Нам нужен… нам нужен план. Мы должны знать, что с этим делать.
Затем, прежде чем Альма сумела его остановить, отец поднял с пола футляр с квинтескопом.
– Это я забираю, – сказал он, направляясь к двери. – Не знаю, чем ты там, по-твоему, занималась, но теперь все кончено.
«Пятый угол» преобразился. Стертые таблички отполировали, и теперь слова на них сверкали золотом и выглядели безукоризненно. Лестницы, перекладина за перекладиной, были вымыты начисто, и надписи на них ярко блестели. Впервые за очень-очень долгое время прохожие смогли увидеть, что находится внутри «Пятого угла». Все четыре витрины квадратного здания сверкали, прозрачные и чистые, вымытые изнутри и снаружи.
Что бы увидел любопытный житель Фор-Пойнтса, если бы заглянул внутрь?
Он не увидел бы ни пыли, ни грязи, ни мусора, ни хлама.
Нет-нет. Он увидел бы деревянные полы, отражающие солнечный свет и едва мерцающий голубоватый лучик. Он увидел бы и множество полок, на которых выставили некогда выброшенные никчемные вещицы, с любовью превращенные в нечто стоящее.
В «Пятом углу» были книги с новыми обложками, воздушные змеи с появившимися недавно хвостами и чайные сервизы, которыми гордилась бы сама королева.
Прохожий увидел бы дом – дом для тех, кто потерялся и лишился своего – построенный тем, кто когда-то сам заплутал и не смог вернуться; это обиталище создала для себя Звезда, когда Вселенная отняла ее собственное.
Он даже мог бы заметить самого Лавочника. Сейчас он находился внутри, у своего верстака.
Тик-так, тики-так – отбивает время такт, – отмеряло секунды множество вновь заработавших часов.
Скрип-скряб, скрипи-скряб – потянулась строчек рябь, – ходило по бумаге перо Лавочника.
Целый день он писал письма своим друзьям Хранителям. Все они были упавшими Звездами – теми, кто решил остаться здесь, на Земле, вместо того чтобы возвращаться домой. Они, как и сам Лавочник, обрели новый дом и новую цель – спасать тех, кто упал. Он встретился с каждым из них, прежде чем начался этот поиск, но все же хотел в последний раз сказать им, как много друзья значат для него.
Затем часы забили, зазвонили и закуковали. Лавочник отложил перо. Он надел свой щедро заплатанный цилиндр и натянул перчатки.
Пора было отправляться на встречу.
Спать было уже некогда. Однако, несмотря на бессонную ночь, Альма не чувствовала усталости. Она была слишком зла, чтобы отдыхать.
Быстрыми порывистыми движениями Альма собиралась в школу. Она резко выдвигала ящики комода и хлопала дверцами шкафа, потом быстро оделась и потопала вниз. Мысли, словно грозовая туча, сгущались у нее в голове, пока родители в полном молчании везли ее в школу.
В обед Альме было слишком стыдно рассказывать Хьюго и Ширин о том, что ее поймали и что ей назначен прием у психолога. Пока они говорили о пещере, камне и дальнейших планах, она пялилась на свой жареный сыр и все еще злилась. День тянулся медленно, и постепенно дало о себе знать другое чувство.
Страх.
Альма боялась идти к психологу. Как знать, что он поведает ей о ней самой. А вдруг психолог расскажет ей то, чего она сама не хотела бы знать, или заявит, что все то, о чем она думает в худшие моменты жизни, на самом деле правда? Что ей тогда делать?
Психолог подробно объяснил ее родителям, как попасть в его кабинет, хотя тот находился прямо в школе. Альма обрадовалась этим указаниям, когда спустилась по коридору, о существовании которого и не подозревала до этого дня. Она прошла
