октябрьские и майские праздники, на встречах челюскинцев и папанинцев.
Когда собрали «избранных» на встречу с папанинцами, нас посадили (места всегда обозначались в пригласительных билетах) за столик вместе с редактором «Правды» Никитиным, Михаилом Кольцовым и Алексеем Толстым.
Кольцов, смеясь, сказал: «Подумайте, как интересно: за одним столом собрались Жуковский, Никитин, Кольцов и Толстой. И все не те». Толстой, уже отдавший дань отличным винам, расточавший комплименты и целовавший ручки нам, женам «избранных», поднялся и резко сказал: «Вы все не те, а я как раз тот». И не прощаясь, покинул зал - что вообще-то не было принято.
Так вот, теперь мы знаем, что кроме Толстого все трое мужчин погибли, став жертвами Сталина. А жены? Их не миновали тюрьмы, лагеря, ссылка.
Запомнился другой эпизод тех же дней.
Володя взял с отцовского письменного стола справочник высших партийных и советских органов и в нем отметил тех, кто уже был арестован. Обнаружив это, Семен Борисович в своем кабинете при закрытой двери долго отчитывал мальчика. Ясно помню его взволнованный голос.
Наша няня Наташа Новикова решила поступить на государственную службу, чтобы получить комнату, и устроилась поварихой в столовую. К тому времени нам подыскали новую няню Олю Генералову, молодую, веселую девушку из подмосковного рабочего поселка. К детям она была добра и внимательна, много времени проводила с ними на Гоголевском бульваре, где у нее завелись подруги. Дети тоже были заняты с гуляющей детворой. Однажды в летний воскресный день я с детьми и Олей отправилась в цирк «Шапито» в Парк культуры на представление театра зверей Дурова. Шел сильный дождь, и цирк был полупустой. Мы уютно разместились в ложе у самого барьера. У ковра был любимец детей Карандаш, Михаил Румянцев. Дети визжали от радости и восторга, когда он бегал и вдруг падал у ног слонихи Маши. Больше всех, наверное, радовался мой трехлетний Сережа. Карандаш подошел поближе, ребенок потянулся к нему ручонками, и вот уже Карандаш тащит из моих рук его к себе. Я в ужасе.
На арене полно зверей, а публика думает, что это задуманный заранее аттракцион, все громко смеются. Я еле удержала Сережу у себя на коленях.
Лето 37-го и 38-го года мы прожили на даче в Жуковке по Белорусской дороге. К этому времени у нас появился еще один член семьи. Женя женился на совсем молоденькой девушке, красивой, сероглазой Вале Дикаревой. Первое время она ему говорила «вы». На даче она жила вместе с детьми, вместе бегали, играли, собирали ягоды.
Вечером мы возвращались с работы, дети бежали нам навстречу, и Валюша с ними, как они, в трусах и майке.
Весной 38-го года моя диссертационная работа уже шла к концу. Оставалось окончить какие-то эксперименты и засесть за написание. Предположительно защита намечалась на октябрь-ноябрь. Когда мы переехали с дачи в город, Сеня решил отправить меня на отдых в Сочи. Сам же вскоре тоже собирался приехать.
Это была небольшая двухэтажная дача на берегу моря. Отдыхающих всего несколько человек, столько же обслуживающего персонала. Я, как всегда, много плавала, но теперь за мной следовала лодка: не дай бог что-нибудь случится со столь драгоценной особой. В Сочи в санатории имени Фабрициуса проводил отпуск Михаил Михайлович Дубинин с женой. Мы вместе ездили на Красную Поляну, в Гагру, на Пицунду.
Время шло, а Сеня все не приезжал.
Я забеспокоилась, в один день собралась и уехала в Москву.
Захожу в квартиру и вижу: Семен Борисович и Женя сидят на диване в накуренной комнате, явно подавленные. Чувствую, что-то случилось. Оказывается, уже несколько дней как Семен Борисович уволен с работы, сдал дела своему заместителю. Его вызвал Каганович и сказал о новом, очень ответственном назначении - начальником Риддерстроя (Риддер - так назывался до 41-го года Лениногорск в восточном Казахстане, центр добычи полиметаллических руд). Вскорости Семену Борисовичу сообщат время его отъезда.
Медленно тянулось время. У меня продолжался отпуск, Женя и Валя, все мы были вместе, старались разрядить атмосферу. Я пыталась убедить Сеню, что нужно только радоваться, избавившись от проклятого наркомата, теперь мы все бросим и уедем в Риддер, далеко от Москвы, от всего ужаса, который здесь творится. Сеня молчал.
Папа заболел острым радикулитом. Лежит, двигаться не может - отчаянные боли. Ходим его навещать. Сидим однажды у постели, Сеня говорит: «Георгий Борисович, прошел месяц, а никто меня не вызывает. Ясно, никакого назначения не будет. Неясно другое: сегодня 21 октября, а я еще на воле».
В ту же ночь около двух часов раздался телефонный звонок из Наркомата внутренних дел. Семену Борисовичу сказали, что за ним послана машина, нужно срочно решить какой-то вопрос, связанный с передачей дел. Сеня быстро оделся и вышел. Больше мы его никогда не видели.
На ночном столике осталось яблоко и томик «Похождений бравого солдата Швейка».
Под утро к нам явилась бригада с ордером на обыск, подписанным Берия. В кабинете Семена Борисовича одна стена была сплошь завешана застекленными книжными полками. Их вырвали из стены, вытащили все ящики из стола, разбросали бумаги, рылись в книгах, журналах. Наконец нашли «крамолу» : в одном иностранном журнале красовались портреты королей и царей всех стран, в том числе и Николая Второго.
Журнал изъяли.
Я всегда думала, что выражение «волосы встали дыбом» всего лишь образ. Но в ту ночь, сидя во время обыска рядом с Женей, я своими глазами видела, что у него и впрямь волосы встали дыбом.
Кабинет Сени опечатали.
Дети спали и не проснулись.
Через несколько дней пришел ко мне Лазарь со своей женой Валей ④. Они убеждали меня, что я с детьми должна немедленно уехать, хотя бы на Украину. Там еще помнят моих родителей, найдутся добрые люди, которые мне помогут. В том был свой резон: поговаривали, что жен арестованных тоже арестовывают, а детей забирают в детские дома только для того, чтобы завладеть квартирами и имуществом. Так это или не так, но впоследствии я узнала, что действительно бывали случаи, когда, скрывшись вовремя, жены избегали арестов. Именно так спаслась жена Николая Крыленко. Она рассказывала мне об этом.
Убедить меня Лазарь не смог. Зачем бежать из собственного дома, как преступнице? Сеня ни в чем не виноват, я ни в чем не виновата. Здесь у меня работа, Оля детей не оставит. Смогу передать что-нибудь для Сени,
