В четыре часа, пройдя около 12 верст, остановились ночевать у Кетлиц-лэнд. Здесь бросили пару лыж, ветровые рубашки и другие ненужные вещи. Собакам дали медвежьего сала, но они отказались его есть. Некоторых собак страшно бьет холод. Мы-то боремся, а собакам беда, берем бедняг в палатку. Ноги мои поправляются, слава богу.
Вторник. 4 февраля. В девять снялись. Эту ночь Мальчика и Пирата отогревали в палатке. Перед запряжкой три собаки удрали — Пират, Мальчик и Ободрыш, едва поймали. Сколько хлопот с этими собаками! Поутру задрали Волка, если бы не выскочил Линник и не отбил, то разодрали бы. В полдень чудная, красная, желанная заря. Дорога несколько лучше: снег утрамбовало. Собаки идут хорошо, хотя третий день ничего не едят, сало медвежье есть отказались, сегодня дали по галете — съели. Прошли верст 15, остановились ночевать у N конца Кетлиц-лэнд. Сегодня было здорово холодно. Я шел в рубашке, сильно продрог. Спасаемся примусом, жжем керосину около двух фунтов в день. Это вдвое больше положенного, но я надеюсь в Теплиц-бай керосин пополнить. Ропаков много. Сегодня беру в палатку на ночь четырех собак — Куцего, Мальчика, Пирата и Пана. Все время дует N ветер, буквально обжигает лицо, того и смотри обморозим щеки. Морозу 36 градусов. Собакам в морду ветер тоже очень чувствителен; несмотря на работу, все-таки они мерзнут в пути, а на стоянке и говорить нечего.
Среда, 5 февраля. В девять снялись. Пан, конечно, отогревшись в палатке, удрал на промысел. Поймали его только в пути, за что получил хорошую дерку. Сегодня прошли тоже около 15 верст и остановились ночевать у мыса Рихтгофен. По пути встретили два старых медвежьих следа. Стали попадаться трещины и полыньи, покрытые уже толстым солончаком. Море королевы Виктории темное, вероятно, там вода или большие полыньи, покрытые солончаком. Держусь ближе к берегу, по крепкому льду, но зато здесь много ропаков. В общем, сегодня дорога выпала отвратительная: много рыхлого снега и ропаков.
К вечеру потянул ветер из пролива, было адски холодно, а я умудрился и сегодня шагать в рубашке, ибо в полушубке тяжело. Продрог снова, в особенности замерзли холка, спина и плечи. Кашляю, тяжело очень при большом морозе дышать на ходу, приходится глубоко втягивать в грудь холодный воздух; боюсь простудить легкие. Ноги мои заметно поправляются, опухоль сходит, ребята мои настроены хорошо, охотно идут вперед. Собаки пока держатся все, даем им по три четверти фунта галет. Отогреваем некоторых в палатке. Волк болен. Спасаемся драгоценным примусом и [спальным] мешком. Ужасно расходуем керосин: более двух фунтов в день.
Четверг, 6 февраля. В девять с половиной двинулись дальше. Дорога отвратительная: ропаки и рыхлый снег, встретили сажен десять полынью, которая достаточно вымерзла, чтобы мы ее свободно перешли. У меня по-прежнему болят ноги и усилился бронхит. Идти очень трудно, дышать еще труднее, но тем не менее прошли около пятнадцати верст и в четыре часа остановились на ночевку у мыса Армитэдж. Идем тихо, но что же делать, зато идем вперед. Сегодня снилась Веруся, да спасут ее боги! Я совсем болен, но духом не падаю.
Пятница, 7 февраля. Сегодня Линник случайно поднял нас в три часа утра; так как мы перележали все бока, то охотно все выползли из мешка, согрели чай, посидели с примусом до семи с половиной утра. Когда стало сравнительно светло, запрягли собак и в восемь с половиной следовали дальше. Сегодня термометр минимальный показал — 40 градусов Ц. Дорога была ужасно мучительна: ропаки и рыхлый глубокий снег. Откуда он взялся, неизвестно, да плюс к этому — 35 градусов и ветер 0/4, как раз в правую скулу. Страшно тяжело было идти, а в особенности мне, больному. Собаки, бедняжки, не знали куда свои морды прятать. Очень ходко на холоде идут, но стоит только стать, как сейчас же роют себе ямки и прячутся туда от холода. От двух до четырех была вьюга. Это окончательно нас убило, мы едва продвигались вперед. Я все время оттирал лицо и все-таки не усмотрел, как немного обморозил нос. В четыре часа стали лагерем у мыса Фишер, пройдя и сегодня, несмотря ни на что, около 14 — 15 верст. На ночь пять собак беру в палатку.
Суббота, 8 февраля. Сегодня выехали позднее обыкновенного — около девяти с половиной часов утра. Я долго возился с лечением ранок на руке, которые я получил от примуса, и на ногах, в паху, которые натер брюками. Надел другие брюки, почувствовал облегчение. Ночью была вьюга. Пять собак ночевали в палатке. Мешок местами уже обледенел, спать было холодно. Простыня внутри мешка здорово холодит, потеет, замерзает и т. д. Встречали много больших ропаков и глубокий снег, но в общем сегодня была дорога сносная, попадались солончаковые поля. Одно было ужасно скверно — это NNW/2 ветер в лицо при 35 градусах мороза. Я окончательно простудил себе грудь. Бронхит меня давит, не могу отдышаться. Под вечер страшно лихорадит, едва отогрелся у примуса. Ах, дорогой, дорогой спаситель наш примус! Собак сильно бьет мороз. Кормим их досыта — по одному фунту и более галет. Прошли 15 верст и остановились в четыре часа ночевать за островом Марии-Елизаветы.
Воскресенье, 9 февраля. Сегодня с утра Варнак устроил себе праздник, убежал в ропаки, а затем преспокойно конвоировал нас по курсу до обеда; после полудня его удалось поймать и запрячь. Сегодня было хотя и много градусов мороза, но ветра было мало и двигаться было сравнительно тепло. Снялись по обыкновению в девять утра и, пройдя около 15 верст, в три с половиной часа стали ночевать у зимовья Нансена. Ропаков было мало, но рыхлого снега уйма, так что в общем дорога была тяжелая. Я до того заболел бронхитом, что не мог идти. Шел впереди Линник, а я сидел на нарте, в которую подпрягли двух лишних собак. Этой же нартой я с трудом управлял. Мне дышать совсем трудно на морозе за работой. Боже, неужели я не поправлюсь до Теплиц-бай? Не то скандал. Сегодня вечером — чай с ромом. Примус меня очень спасает. Было четыре чистилки, а осталась только одна — три сломали. Уж очень они плохие, а без них худо; оставшуюся берегу, как свой глаз. Собаки сильно работают. Кормим их досыта — по фунту и более галет. Ночью мерзлячек беру в палатку.
Понедельник, 10 февраля. В девять двинулись дальше. Я до того оказался слаб, благодаря бронхиту, что не мог десяти шагов пройти вперед. Сидел опять на нарте. Адски промерз, так как был одет для ходу. Кажется, еще больше усилил простуду, ибо стала болеть грудь и все ниже в правой стороне, страшно лихорадит. Дорога была скверной, а я все-таки был вынужден управлять своей нартой; был настоящим мучеником. Едва дотянул до четырех часов, когда остановились ночевать у мыса Климентса (Маркама). Сейчас, в палатке, при огне очень дурно себя чувствую. Ужасно боюсь, чтобы не получить воспаления легких. Здесь встретили немного воды и айсберги плавающие, тюленьи продушины стали попадаться по тонкому льду. Одна сейчас в пяти саженях от палатки. Тюлени сопят и страшно волнуют собак, вероятно, всю ночь бедняги не будут спать. У Пустошного шла кровь ртом и носом. У Линника сильно ноги мерзли. Сегодня был особенно холодный день.
