Ознакомительная версия.
– Ну вот, ваше превосходительство! Вы сами напрашиваетесь, а если я вас стану просить – вы готовы будете отступиться от своего слова.
– Попробуйте! Я уверяю вас, что нет!
– Здесь, в Симбирске, есть некто княжна Тамара, фрейлина ее императорского величества, сосланная сюда из Грузии на жительство, лет 6 тому назад, по поводу открытого в Тифлисе заговора грузинских князей.[470] Я ничего не буду говорить об образе жизни сей несчастной страдалицы! Ваше превосходительство, из разговоров наших знаете, что в Симбирске, как и во всяком губернском городе, есть различные партии. Не укажу вам ни на одно лицо, но из всех партий спросите, по вашему выбору, любого: какого он мнения о княжне Тамаре? А потом взвесьте мою просьбу. Она писала по нескольку раз к графу Бенкендорфу, к барону Розену, ко всем. От всех один ответ: «Не могу принять на себя доклада о вас государю». Побывайте у нее и решите сами, что можно для нее сделать.
– Пойдемте вместе туда сейчас, – сказал Н. М. Лонгинов, но я отказался, отозвавшись, что я начальник губернии, у которого она под наблюдением и, может быть, имеет повод к жалобе на мои распоряжения. Лонгинов поехал.
Последствиями этого было письмо Лонгинова ко мне из Москвы, а после проезда государя – дозволение возвратиться в дом свой.
Княжну Тамару я лично не видал, но за три дня до выезда моего она приезжала благодарить мою жену и привезла две крупные жемчужины в виде серег и золотую цепь «на память для моей дочери». Жена моя имела неосторожность принять подарок, но в тот же день должна была отвезти оные обратно.
Приезд в Симбирск императора Николая Павловича. – Разговор государя со мною. – Представление дворянства и чиновников. – Граф А. Х. Бенкендорф. – Посещение государем больницы. – Осмотр острога. – Осмотр города. – Дом трудолюбия. – Посещение казарм кантонистов. – Маленький еврей. – Проект государя относительно набережной. – Опасный подъем на гору. – Верность глаза и необыкновенная память государя. – Обед в кабинете государя. – Мнение государя о корабельных лесах. – Отъезд государя. – В. Ф. Адлерберг. – Случай под Чембарами. – Мой отъезд из Симбирска.
В половине июля месяца (1836) получено было мной официальное известие, что государь изволит быть проездом в Симбирске 25 августа, но с тем вместе по его воле дано знать, чтобы к приему его никаких приготовлений не делалось.[471] Известив о сем бумагой губернского предводителя, я слышал от него, что нельзя же вовсе ничего не сделать для такого высокого и необыкновенного гостя, и положили, чтобы он частными письмами известил о сем предстоящем событии уездных предводителей, с тем чтобы живущие в губернии дворяне оповещены были хотя под рукой об этом. Со своей же стороны, я должен был распорядиться насчет приуготовления лошадей под экипаж и свиту государя. Для сего единственного предмета я пригласил к себе губернского предводителя Бестужева, управляющего удельной конторой Бестужева (который сам не прибыл, а прислал своего помощника) и губернского почтмейстера. Когда началось совещание, я предоставил каждому из них изложить свое мнение прежде меня и в заключении уже, согласив общие каждого из них указания, объявил свою мысль. Все трое единогласно оную одобрили. Составили журнал, подписали и в ту же минуту приказали напечатать наше постановление и изготовить предписания кому следовало о приведении всего в исполнение.
Вдруг на другой день являются ко мне губернский предводитель Бестужев и губернский почтмейстер, и первый из них, извиняясь, что он поспешил своим мнением, а теперь, раздумавши хорошенько, предлагает мне другой план свой, с которым согласен и губернский почтмейстер. Я отвечал, что сделанное постановление уже приводится в выполнение и бумаги по оному отправлены. Господин Бестужев стал говорить, что есть еще время переменить и можно послать другие предложения, но я объявил, что я уже не согласен, да и управляющий удельной конторой тоже может не согласиться, ибо его доверенным постановление тоже подписано вместе с нами. Бестужев стал видимо горячиться; я хладнокровно возразил:
– Всю ответственность за сделанное я беру лично на себя, – и он уехал от меня, огорчившись. Губернский же почтмейстер объявил мне, что он сам вовсе не подумал бы об изменении прежнего изложения, но что губернский предводитель присылал за ним и что он застал у него некоторых дворян, которых назвал по именам (все партии Андрея Бестужева), которые с криком настаивали, чтобы губернский предводитель дал другое направление наряду лошадей, к чему и его убеждали, и, таким образом, оба они вынуждены были, так сказать, ехать ко мне с новым предложением.
В первых числах августа стали съезжаться в Симбирск дворяне. Я говорил выше, что по окончании лашманской истории я повторил к министру просьбу об увольнении меня из губернаторской должности и в письме именно сказал, что не хочу быть в ответе за Бестужева, не имея влияния на его личные рассуждения. 12 августа вечером я получил частное письмо от Д. Н. Блудова, что государь без всякого со стороны его доклада, назначил меня губернатором в Витебск, с чем поздравлял меня, объясняя, что это сделано как знак особой доверенности, ибо там нужно было для управления доверенное лицо. Причем, излагая мнение, что он находит неудобным в таком случае представлять о желании моем вовсе не быть губернатором, спрашивает, хочу ли я настаивать на моей просьбе. На другой день я отвечал, что готов выполнить волю и новое назначение государя. Письмо это я содержал в тайне, тем более что оглаской его боялся помешать решительным мерам полицейского приуготовления для проезда государя. Но слух о моем перемещении в тот же день начал распространяться в высшем кругу дворянства. Андрей Бестужев с эстафетой получил это известие из Петербурга и стал говорить своим по секрету, что это сделано через князя Волконского по его, Бестужева, настояниям за лашманское дело.
15 августа прокурор Ренкевич,[472] прибыв к своему месту не более двух недель, человек благородных правил и образованный, посетив меня, спросил, знаю ли я, что дворянство располагает моим домом для принятия государя и что назначает в нем хозяином Андрея Бестужева. Я отвечал, что решительно ничего не слыхал, да и верить тому не хочу, но Ренкевич присовокупил, что хотя он сам и не был в дворянском собрании, но слышал наверное, что там готовится постановление почти в том смысле, как он мне сказывает.
16 августа получаю бумагу от губернского предводителя, в которой он пишет, что симбирское дворянство, желая достойно принять августейшего путешественника, предположило устроить для успокоения его дом, занимаемый губернатором. Для чего избрало из круга своего статского советника Андрея Бестужева как хозяина в распоряжениях, с присвоением ему звания маршала, на что и просит моего согласия. Взбешенный в полном смысле слова такой выходкой, я сию же минуту послал запрос г. губернскому предводителю: получил ли он уведомление мое, что государю не угодно никаких приготовлений к его приему, и кто в нарушении буквального смысла закона разрешил собрание дворянства? Ответа я требовал немедленно для отправления о том навстречу государя моего донесения.
Ознакомительная версия.
