Горки. А сосны дарили Купале грибы, ягоды и зубровку — шелковистую, душистую траву зубров, которая растет только в Белоруссии. И грибники-зубры Купала и Колас, поэты-зубры — народные поэты Белоруссии, возили в багажнике не только боровики с коричнево-черными покоробленными шляпками, не только огненно-рыжие рыжики, маслянистые маслята, красноголовые подосиновики, но и ее, душистую королеву трав, лакомство беловежских и налибокских набычившихся гигантов, а для поэтов — первейшую травку для гостеприимной настойки.
Вновь открылись для Купалы и Левки, возможно, самые заповедные из заповедных по красоте места родного края, и вновь соединился поэт со «Словом о полку Игóреве», с самым главным героем «Слова» — Днепром-Славутичем, как и с новыми героями дня родной для Купалы земли — с крестьянами, которые теперь действительно «княжили» на своей приднепровской земле. И вновь соединился поэт с плотами на днепровской волне, с песнями плотогонов и заречных жниц, с запахами белопенной гречихи, с гудением в ней работящих пчел и басовитых, как сам поэт, шмелей. Тешило сердце поэта в Левках и вновь возникшее единение с волнами жита, переливавшегося за волнами Днепра, как их продолжение; тешили волны льна за Днепром, колышущие под ветрами синие огоньки соцветий, голубеющих летом и становящихся к осени — в рыжевато-солнечных головках — коричневато-золотистыми. Колесо автомобиля довезло сюда поэта, но спасибо и тебе, надднепровская круча, что ты поэта ждала; спасибо тебе, домик на круче, за то, что нетесаные смолистые бревна стен твоих так умиротворяли его душу и сердце; спасибо, балкончик под островерхой дранковой крышей, перед светелкой, с которого столько радостно-тихих восходов и заходов солнца приветствовали Купала, Владислава Францевна, Якуб Колас.
Но разве скажешь про Левки и балкончик лучше тех, кто на этом левковском балкончике встречал солнце и провожал солнце?!
Владислава Францевна
«Когда я вспоминаю Левки, где была наша дача, передо мной всегда встает высокий берег Днепра, старый сосновый бор, задумчивый, шумящий…
Возле Днепра, заросшие кустами черемухи, лещины, в высокой зеленой траве окопы, блиндажи — память первой мировой войны.
По Днепру проходят плоты, за Днепром видны широкие колхозные поля, весной зеленеющие новью, а потом — золотистые в тяжелом наливе колхозных хлебов…
Плотогоны пели песни, которые долго неслись над водами, эхом отзывались в бору. Целыми днями бор полнился птичьим щебетом, ночью и утром весь простор прямо дрожал от соловьиного пенья».
Якуб Колас
«Дача… в необычайно красивом уголке, на живописной днепровской круче, на опушке векового леса. Купала очень любил это место. Когда я в первый раз приехал к нему на дачу, он повел меня осматривать ее окрестности и в первую очередь — в глубь леса. Лес часто пересекался глубокими оврагами. Со склонов оврагов пробивались кристально чистые родники. Они стекали на дно оврага и сливались в небольшие ручейки, подвижные, — говорливые. Несколько таких ручейков стекались в один ручей, шумный и многоводный. Он стремительно бежал к Днепру серебряными переливами мелких волн. Особенно красивый и широкий вид открывался перед глазами за Днепром, с балкона купаловской дачи. Не одну ночь провели мы в светелке. Мне очень хорошо помнятся утренние часы перед восходом солнца, когда мы, ночуя в светелке, просыпались и подходили к окну. Нельзя было не залюбоваться картиной, открывавшейся перед глазами. Обрывистый склон днепровской кручи, густо заросший пышными кустами, упирается в берег Днепра. Широкой сверкающей лептой среди прибрежных зарослей раскидистого кустарника извивается древний Днепр. Медлительно, степенно плывет баржа с красным фонарем. Пятно огнистого цвета отражается в Днепре, идет вслед за баржей. Тихо проплывают рыбачьи лодки. А вдалеке, выше по Днепру, смутно вырисовываются в утреннем полумраке силуэты строений Копыся.
— Ну что — красиво? — тихо спрашивает меня Купала. В голосе его слышны нотки радости».
Нотки тихой радости, скажем мы, и из этой тихой радости поэта и родился у него в Левках большой лирический цикл — Левковские стихи, явление, заметное не только в белорусской, но и во всей многонациональной советской поэзии тридцатых годов.
В Левковском цикле июня 1935 года — Левки словно в зеркале. Вековые сосны на опушке бора, возле которых приютилась дача, и шумят и молчат, отразившиеся в стихотворении:
Сосны высокие,
Гордые сосны,
Солнце вбирали вы
Многие весны.
Вас, долговечные.
Ветер колышет
Думы вздымаете
Шумом и тишью…
Стихи «Старые окопы» — о блиндажах и окопах, про которые вспоминала уже Владислава Францевна; «Дороги» — про шоссейную магистраль Минск — Москва, по которой ездил на своем автомобиле из Минска в Левки Купала. «Ехать долго, зато к Москве ближе!» — оправдывался поэт перед друзьями за немного длинноватую для дачи дорогу из Минска в Левки. В стихотворении же «Вечеринка» — суббота, колхозный клуб. По имени называет поэт каждого, пришедшего в этот клуб с поля, с хозяйственных работ: «пришли Степки, Петьки, Васи, пришли Зоей, Стаси, Каси», «Зина говорит Мальвине, а Мальвина шепчет Зине».
