то, что ему трудно усидеть на прыгучей, "короткой, высокой рыси" Тревеллера, и отмечал, что "был рад, когда путешествие закончилось" - неудивительно, ведь его длина составляла тридцать миль. Как бы то ни было, лошадь подошла Ли, и после войны самым большим удовольствием для него была прогулка на Тревеллере. Сейчас лошадь и всадник связаны в истории и легенде так же, как и в жизни. Когда Тревеллер умер, его, после некоторой задержки, похоронили там, где ему и положено, в нескольких футах от хозяина.
Даже Джефферсон Дэвис позже скажет, что Ли "вернулся, неся тяжелый груз поражения", но Ли не подавал никаких признаков этого. Он спокойно вернулся на свое место главного военного советника Дэвиса, а 5 ноября написал Мэри, что надеется встретиться с ней в Ширли, плантации Картеров на реке Джеймс, куда она отправилась после "лечения" в Хот-Спрингс, по дороге в Белый дом. Но на следующий день он получил приказ немедленно принять командование недавно сформированным Южным департаментом, который был создан для защиты побережья Южной Каролины, Джорджии и Флориды. Когда пришло известие о том, что большой флот федеральных военных кораблей и транспортов находится в море и направляется в Порт-Ройал, Южная Каролина, выбор Ли был вполне естественным, учитывая его опыт в строительстве укреплений и знакомство с местностью. С другой стороны, не исключено, что Дэвис, несмотря на свое признанное восхищение Ли, испытывал облегчение от того, что убрал его из Ричмонда, где Ли оставался весьма заметным объектом критики за то, что, по общему мнению, он неправильно провел кампанию в северо-западной Виргинии. Если Дэвис думал, что отправка Ли на юг решит эту проблему, то он ошибался. Страх, что Ли потеряет три юго-восточных штата, как он потерял северо-западную Виргинию, привел к протестам, включавшим "обход" со стороны офицеров Южной Каролины, и Дэвис был вынужден напомнить губернаторам Джорджии и Южной Каролины, что Ли не только полноценный генерал, но и "лучший из имеющихся". Однако на этот раз Ли настоял на том, чтобы командование было бесспорным. Его прибытие в Чарльстон вскоре прекратило все дальнейшие протесты. Если, поскольку у Юга все еще не было военно-морского флота, он не мог предотвратить блокаду юго-восточных портов американскими военно-морскими силами или нападение на укрепления Конфедерации с моря, то он, по крайней мере, предотвратил то, что легко могло бы стать катастрофой с потерей трех штатов.
Он основал свою штаб-квартиру в Кусавхэтчи, недалеко от Порт-Ройал-Саунд, где флот Союза уже обстреливал два форта Конфедерации. На этот раз он быстро установил свою власть. Ему сразу стало ясно, что он не сможет защитить все побережье трех штатов от нападения или даже от небольших десантов. Американский флот мог беспрепятственно плавать где угодно, а береговая линия длиной более 8000 миль состояла из бесконечных заливов, островов и бухт, любая из которых могла послужить местом высадки. Ли удалось собрать отряд из 6800 человек, большинство из которых не имели бы оружия, если бы в Саванне не появился блокадник Конфедерации с грузом винтовок Энфилда.
Ли быстро приступил к осмотру своего огромного отдела. Тот факт, что за один день он преодолел 115 миль, из них 35 - на тревеллере, дает некоторое представление о его "изнурительном" темпе. Он пришел к выводу, что должен вывести войска и орудия с бесчисленных островов и водных путей, которые невозможно было защитить, и вместо этого сосредоточить все силы на обороне Чарльстона и Саванны. Он приступил к строительству "внутренней линии" земляных укреплений для защиты двух портов и железной дороги, соединяющей их, - "неромантичная рутина долга, грязи и рутины" для тех, кто занимался земляными работами. Это была разумная стратегия, хотя она и не понравилась владельцам рисовых плантаций или тем, кто производил "хлопок с морских островов", многим из которых пришлось оставить врагу свои дома, земли и рабов. Ли принял правильное решение не только в военном отношении: его присутствие на этот раз, казалось, успокоило даже тех, кто хотел полномасштабного сражения, а не осторожной обороны. Не помешало и то, что его отец был ослепительным героем, командуя кавалерией в Каролинах во время Революционной войны. Один из жителей Южной Каролины, Пол Гамильтон Хейн, описал Ли в полурелигиозных выражениях: "В середине группы, возвышаясь над самыми высокими на полголовы, стояла самая поразительная фигура, которую мы когда-либо встречали, - фигура мужчины, на вид лет 56 или 58, прямого, как тополь, но стройного и изящного, с широкими плечами, откинутыми назад, прекрасной пропорциональной головой, посаженной с бессознательным достоинством, ясными, глубокими, задумчивыми глазами и спокойным, бесстрашным шагом джентльмена и солдата. Если бы какая-нибудь крипта старинного английского собора или монументальный камень в Вестминстерском аббатстве были поражены волшебной палочкой и заставили бы рыцарского жильца вернуться к своей мужественной силе... мы подумали, что так бы он и появился, не изменившись ни в чем, кроме костюма и обстановки". Почтенный вид Ли - ему на самом деле было пятьдесят четыре, а не пятьдесят шесть или пятьдесят восемь - возможно, объяснялся его заботами как человека, ответственного за защиту трех штатов и двух крупных портов Конфедерации, но остальная часть несколько перегруженного описания Хейна примечательна тем, что он впервые сравнил Ли с рыцарем былых времен и даже с рыцарем Круглого стола, поскольку "палочка волшебника" - это явная отсылка к роли Мерлина при дворе короля Артура. В любом случае Ли вписан в благородный, героический образ мифических героев прошлого, образ, который он принял в глазах всех южан (и многих северян) в начале 1862 года и который сохранился за ним до сих пор. Очевидно, что этот образ предшествовал победам, которые его оправдывали, и это было не только то, каким хотели видеть Ли его соотечественники, но в какой-то степени и то, каким они хотели видеть самих себя. Многие южане считали Север жадным до денег и коррумпированным, местом буйного индустриализма, крупных банков, массовой иммиграции иностранцев, пренебрежения к традициям Америки и слепого "прогресса", а Юг - буколическим раем с маленькими фермами, крепкими йоменами и придворными аристократами, верными незапятнанным идеалам Вашингтона и Джефферсона - упрощенное, романтическое видение, в котором реальность рабства не играла никакой роли. Это было состязание Камелота против "темных сатанинских мельниц", и Ли предстояло сыграть роль сэра Галахада.
Следует сразу сказать, что Ли не принимал участия в создании этой легенды, да и скромность не позволила бы ему принять ее, но она должна была стать главным оружием Конфедерации - в последние дни ее существования единственным оружием. Поэтому интересно наблюдать за тем, как паутина мифа уже
