к твоей жареной картошке, врежь им хорошенько.
Возьми с собой мешочек гороха.
Высыпь его в кипяток.
Вари две минуты.
Слей воду и подавай к столу.
Некоторые описывают погоню Йоко за Джоном в образах хаммеровского ужастика: затянутая в черное фигура возникает из тумана в любое время дня и ночи. Тони Брамвелл рассказывает, как однажды она явилась в «Кенвуд», утверждая, что у нее назначена встреча с Джоном. Синтия, которая понятия не имела, кто такая Йоко, ответила, что мужа дома нет. Йоко вроде бы ушла, но «Синтия, выглянув в окно, увидела ее в конце подъездной дорожки. Йоко не сводила глаз с дома, будто силой воли пыталась отворить ворота. Через несколько часов Синтия снова посмотрела в окно — Йоко по-прежнему стояла там… дожидалась Джона. С наступлением темноты она исчезла. За Йоко такое водилось: она возникала ниоткуда и исчезала в никуда… Эти странные визиты продолжались в любую погоду».
Однажды, когда Йоко мокла под проливным дождем, мать Синтии сжалилась над ней и впустила в дом, чтобы вызвать по телефону такси. «Позднее, обнаружив в прихожей кольцо, забытое Йоко, миссис Пауэлл сказала: «По-моему, она еще вернется»».
Брамвелл говорит, что ежедневно от нее приходили письма и открытки, «загадочные записочки с крошечными черными рисунками или непонятными фразами». По его словам, однажды Йоко прислала разбитую белую чашку, перемазанную краской и уложенную в коробку из-под тампонов.
Сама Синтия описывает ее не столь готично, хотя признает, что Йоко как будто жила у почтового ящика и с безумной частотой посылала Джону письма. Синтия вспоминает, что впервые увидела Йоко во время встречи битлов с помощником Махариши, когда оговаривали детали предстоящей поездки в Ришикеш. «Мы вошли, и я заметила, что в одном из кресел сидит маленькая японка, одетая в черное. Я сразу поняла, что это Йоко Оно. Что она там делала? Неужели ее пригласил Джон? Но зачем?»
Йоко сидела неподвижно и молчала. Когда Джон с Синтией вышли к машине, шофер распахнул дверцу, и, «к моему изумлению, Йоко первой уселась в салон.
Джон посмотрел на меня, мол, «не знаю, в чем дело», недоуменно пожал плечами и развел руками». Йоко попросила ее подвезти, назвала адрес: Ганновер-Гейт, номер 25 [735] — и продолжала молчать всю дорогу.
— Что это было? — спросила Синтия, когда Йоко вышла из машины.
— Понятия не имею, Син, — ответил Джон.
Некоторые уподобляют Синтию страусу, но дурочкой она не была: «Джон утверждал, что не приглашал Йоко и не знал, что она туда заявится, но мне было совершенно ясно, что он ее сам и позвал».
Среди фанатских писем Синтия обнаружила послание от Йоко: та извинялась, мол, «я только о себе и говорю, спасибо за терпение, я постоянно думаю лишь о тебе и всякий раз, как мы прощаемся, боюсь, что это навсегда». Синтия устроила Джону допрос. «Да она чокнутая, психованная художница, просит спонсировать ее, — утверждал Джон. — Маньячка, хочет денег на свое авангардистское дерьмище. Пустяки».
В феврале 1968-го битлы вылетели в ашрам Махариши в Ришикеше: Джон и Джордж на десять дней раньше более осторожных Пола и Ринго. «Им не нужна реклама, поклонники и пресса, — уведомил Мэл Эванс рой репортеров у ворот. — Они хотят побыть одни, чтобы медитировать и окунуться в святые воды Ганга… Они приехали на три месяца для медитации и совершенно точно останутся до конца курса».
На следующий день Махариши Махеш Йоги, чуждый какой-либо скромности, объявил, что обещает «за эти три месяца превратить Харрисона, Леннона, Маккартни и Старра в полноправных учителей или почти что в гуру индуистской медитации. Джон и Джордж пробыли здесь всего несколько дней, но уже фантастически продвинулись вперед. Поначалу у них щадящий режим: в день они медитируют всего по несколько часов. Я питаю их философией высокого порядка в простых выражениях».
На первый взгляд, снимок — как школьная фотография. В центре директор, а рядом с ним на помосте — старосты и лучшие спортсмены. Но чем дальше от важных особ на первом плане, тем скромнее: младшеклассники, учителя на замене, воспитатели и медсестры; лысеющие, неприметные, пожилые, незначительные. Это обычные люди, которые забронировали себе места в ашраме еще до битлов. Среди них — Гюнтер, пилот «Люфтганзы»; Тони, крупье из Лас-Вегаса; и Нэнси, жена комментатора.
Не хватает только Миа Фэрроу [736]. С самого начала Махариши суетился вокруг нее, увенчивал короной, обвивал ей плечи гирляндами и беспрестанно просил фотографироваться. В конце концов ей это надоело, и она отправилась на пятидневную охоту на тигров. «Такое обращение напоминало ей назойливые приглашения голливудских киностудий», — объяснял ее друг, актер Том Симкокс, снимавшийся в сериалах «Бонанза» и «Дымок из ствола» [737].
© Keystone Features/Hulton Archive/Getty Images
Махариши лично спланировал групповой снимок и руководил сооружением помоста, указывая двум послушникам, где именно разместить цветы, растения в горшках и портрет Гуру Дэва. Он же без всякого смущения разместил участников по степени их значимости, усадив самых важных гостей вперед. Прочим ученикам, облачившимся в свои лучшие наряды, просто указывали, какое место занять.
Итак, пока те, кто попроще, жарились на солнцепеке, Махариши прохлаждался в тенечке, в рощице по соседству — вместе с битлами, их спутницами, Дженни — сестрой Патти Бойд, Майком Лавом из The Beach Boys и Волшебным Алексом Мардасом. Такая вот ашрамическая версия королевской ложи на скачках в Аскоте. Наконец престарелый фотограф, владелец лавки в Ришикеше, с трудом втащив на холм тяжеленный фотографический крупноформатный (8×10 дюймов) аппарат в деревянном корпусе, отделанном латунью, объявил, что готов к съемке. Махариши со своими избранниками примкнул к остальным.
Фотограф нырнул под черное полотнище и принялся выстраивать кадр и фокус. То и дело он высовывался наружу, крича: «Готово! Все сделайте счастливые лица!», — и нажимал кнопку в правой руке. Однако распоряжался тут Махариши, пеняя фотографу: «Прежде чем снимать, надо предупреждать: один, два, три… Перед каждым кадром!» Когда ему показалось, что камера расположена слишком низко, он скомандовал: «Выше! Разве оттуда хороший кадр получится?»
Строгий порядок рассадки соблюдался и по вечерам в лекционном зале — «затхлом амбаре с белеными стенами и полом из плиток кизяка», как описывал его один из присутствовавших. Битлы с женами сидели рядком на плетеных стульях, а все остальные выстраивались позади.
«Махариши неизменно опаздывал самое меньшее на час и приходил, кивая и невнятно вознося
