то, что она считает само собой разумеющимся на самом деле безнравственно?
Мы уже знаем, что только железная воля матери, а потом собственная воля помогла Петру I пробиться к трону. Его внук — Петр II с рождения назначен править, но ничего не успел сделать. То же можно сказать и о Петре III, Елизавете, Анне Иоанновне, позже Екатерине II пришлось сражаться за трон. Павлу — долго и мучительно ждать, опасаясь, что мать отдаст корону через голову сына сразу внуку. Александра I с рождения рассматривали как будущего императора, а он в юности мечтал оставить трон. Николаю корона «выпала в лотерею», но ему пришлось защищать свое право ее носить. В тот день, когда Николай стал императором, его 7-летний сын стал наследником. Для семьи нового императора это не день триумфа, а день, когда они не знали, увидят ли следующее утро.
Николай до конца не был уверен ни в ком из своих офицеров, поэтому все время находился с войсками. Александра Федоровна остается в Зимнем дворце с детьми и свекровью, она вспоминает: «Вдруг отворилась дверь, и в кабинет вошла императрица-мать с крайне расстроенным лицом; она сказала:
— Дорогая, все идет не так, как должно бы идти; дело плохо, беспорядки, бунт!
Я, не произнеся ни слова, мертвенно бледная, окаменелая, набросила платье и с императрицей-матерью — к ней. Мы прошли мимо караула, который в доказательство своей верности крикнул: “Здорово желаем!” Из маленького кабинета императрицы мы увидели, что вся площадь до самого Сената заполнена людьми. Государь был во главе Преображенского полка, вскоре к нему приблизилась Конная гвардия; все же нам ничего не было известно, — говорили только, что Московский полк возмутился».
Весь день они с тревогой и надеждой ожидали новостей с Сенатской площади. Из Аничкова дворца на извозчике, чтобы не привлекать лишнего внимания, привезли маленького Сашу, который Манифестом от 12 декабря 1825 г. провозглашен наследником Всероссийского престола.
Наконец до Зимнего дворца долетают залпы пушек, из окон они видят вспышки пламени. К дворцу приближаются несколько офицеров, Александре Федоровне кажется, что она узнает среди них Николая, наконец он здесь, и она узнает, что восстание подавлено: «О, Господи, когда я услышала, как он внизу отдавал распоряжения, при звуке его голоса сердце мое забилось! — записывает она. — Почувствовав себя в его объятиях, я заплакала, впервые за этот день… Боже, что за день! Каким памятным останется он на всю жизнь!»
Вернувшийся Николай решил вывести наследника к построенному на дворе гвардейскому Саперному батальону. Камердинер вдовствующей императрицы, Гримм, снес мальчика на руках по внутренней лестнице, а император, обращаясь к саперам, просил их полюбить сына, как сам он любит их; потом передал его на руки находившимся в строю георгиевским кавалерам, приказав первому человеку от каждой роты подойти его поцеловать. Саперы с кликами радости и восторга прильнули к рукам и ногам наследника.
Александра Федоровна пишет: «Я была совсем без сил, не могла есть, не могла спать; лишь совсем поздно, после того, как Николай успокоил меня, сказав, что все тихо, я легла и спала, окруженная детьми, которые тоже провели эту ночь как бы на бивуаках. Три раза в течение ночи Николай приходил ко мне сообщить, что приводят одного арестованного за другим и что теперь открывается, что все это — тот самый заговор, о котором нам писал Дибич… Совсем с новым чувством проснулась я на другое утро, с новым чувством смотрела я на моего Николая, как он проходил по рядам солдат и благодарил их за верную службу; затем он покинул Дворцовую площадь, и все вернулись к своему обычному спокойному состоянию; внутренне же ужас этого дня еще долгое время не будет изжит».
Что пережил в этот день маленький Саша, мы можем только вообразить, но с этого момента его стали осознанно готовить к «профессии» самодержца. К счастью, муза Клио отпустила наставникам Александра достаточно времени.
Сестра Александра Ольга Николаевна вспоминает: «В июле 1824 года воспитателем Саши был назначен Карл Карлович Мердер. Он был прирожденный педагог, тактичный и внимательный. Правилом его работы было развить хорошие черты ребенка и сделать из него честного человека. И этому правилу он оставался верен совершенно независимо от того, был ли его воспитанник простым смертным или Великим князем. Таким образом, он завоевал любовь и доверие ребенка. Он не признавал никакой дрессировки, не подлаживался под отца, не докучал матери, он просто принадлежал Семье: действительно драгоценный человек! Никто из тех, кто окружал нас, не мог с ним сравниться. Судьбе было угодно, чтобы он не дожил до совершеннолетия Саши. Он умер в Риме в 1834 году.
Карл Карлович очень любил меня, маленькую и застенчивую. Он точно оценил искренность моих побуждений и взглядов: “Что она говорит, то она и делает: человек слова”. Это определение принесло мне счастье.
Что же касается Жуковского (крупнейшего русского поэта), Сашиного второго воспитателя, этот был совершенно иным: прекрасные намерения, планы, цели, системы, много слов и абстрактные объяснения. Он был поэт, увлеченный своими идеалами. На его долю выпала незаслуженная слава составления плана воспитания Наследника престола. Я боялась его, когда он входил во время урока и задавал мне один из своих вопросов, как, например, во время урока Закона Божия: “Что такое символ?”. Я молчу. “Знаете ли Вы слово «символ»?”— “Да”. — “Хорошо, говорите!” — “Я знаю символ Веры, Верую”. — “Хорошо, значит, что обозначает символ Веры?”. Мне сейчас 59 лет, но этот вопрос привел бы меня и сегодня в смущение. Что могла ответить на это девочка! Жуковский читал выдержки из того, что он написал о воспитании, нашей Мама, которая после таких длинных чтений спрашивала его просто: “Что вы, собственно, хотите?”. Теперь был его черед молчать. Я склонна признать за ним красоту чистой души, воображение поэта, человеколюбивые чувства и трогательную веру. Но в детях он ничего не понимал.
При выборе учителей считались с советами пастора Муральта, возглавлявшего лучшее частное учебное заведение Петербурга. Благодаря прекрасным преподавателям и Мердеру с его практическим умом влияние Жуковского не принесло нам вреда. Потом, после того как он женился на Елизавете Рейтерн, я полюбила его».
Остается лишь добавить, что о педагогических способностях Жуковского невысокого мнения и Александра Федоровна. Когда-то, когда она только приехала в Россию, он учил ее русскому языку, но не преуспел: «…в учителя мне был дан Василий Андреевич Жуковский, в то время уже известный поэт, слишком поэтичный, чтобы быть хорошим учителем. Вместо того, чтобы корпеть над
