Дальше мы шли уже пешком, целый день по зеленой траве, стрелами пробивающейся из земли среди опавших прошлогодних листьев. На берегу небольшого ручья с солнечными берегами, заросшими сплошным ковром цветущей белой черемши, сделали привал. Как дурманил нас ее душистый запах! Хотелось лечь в ее мягкую поросль и уже не вставать. Белые венчики цветов черемши качались раскрытыми зонтиками перед нашими глазами; то там, то здесь перелетали с цветка на цветок большие бархатные шмели. Жизнь, цветущая и прекрасная, продолжалась вне зависимости от войны, от смерти, собирающей свою жатву совсем рядом, за соседним лесом. Мы разломали свежий хлеб и, немного посолив его, съели вместе с сочными зелеными стеблями хрустящей черемши, запив прозрачной холодной водой из ключа. И пошли дальше по лесистым горам, покатыми волнами поднимавшими и опускавшими нас в зеленом беспредельном море. Как ты безбрежен, Бамут, и красив! Мы полюбили тебя пока шли через посты, встречающие и провожающие нас.
Под утро в синеющей мгле, вошли в село. Встретил нас Руслан Хайхороев — легендарный защитник и командир Бамута. Он оказался невысоким, широкоплечим мужчиной с широкой грудью. Вот эти богатырские плечи и грудь принимали на себя два тяжелых военных года нескончаемую артиллерийскую канонаду, разрывы сотен тяжелых авиационных глубинных бомб, повторяющиеся атаки безуспешно штурмующих, превосходящих в десятки, сотни, тысячи раз по численности войсковые части федералов. С непередаваемым глубоким, смешанным чувством грусти и восхищения я смотрела на него и вспоминала те дни, когда мы жили в Орехово…
Каждый вечер ровно в восемь часов начиналась неумолкающая всю ночь канонада. Мы засыпали и просыпались под ее грохот, который страшно было слышать даже со стороны. А каково приходилось им? Обняв меня, Руслан улыбался, когда я рассказывала, как мы молились за них… «Как вы выстояли?» — «И выстоим», — уверенно заявил Руслан. «Если тебе скажут, что Бамут взят, — не верь, плюнь тому человеку в лицо! Бамут не сдастся никогда! Джохар не зря назвал нас «Бессмертной крепостью». У меня две жены и три сына, — продолжал Руслан — Хочу еще сыновей. Когда меня не станет, они будут защищать Бамут. Он будет стоять вечно!» Его могучая сила и природная мощь поразили меня. Он сам казался плотью Бамута, одним из самых сильных и могучих деревьев — дубом, корнями держащим родную землю и не уступаюшим ни единой ее пяди!
На машинах нас отвезли в село в дом к сестре Джохара Базу. Как и все, она верила и не верила в гибель Джохара, и я не стала ее разубеждать. Но, кажется, больше всего ее убедила в его смерти моя скромная сельская одежда и особенно простые тапочки на ногах, которые я специально надела, чтобы легче было идти по горам. С сожалением она посмотрела на них и тяжело вздохнула. Мы ушли спать, но через полчаса, ровно в шесть часов, высоко в небе загудели самолеты. Казалось, они шли рядом, их было очень много. Куда же они летят? Послышались тяжелые глухие удары где-то далеко от нас. Проснувшись поздно утром, мы узнали, что разбомбили базу в горах, ту самую, где было так много наших знакомых, друзей и родственников. Позже мы узнали, что там погибли Лом-Али (русский Леня), Бислан, брат нашего Висхана, и еще двое ополченцев. Жижик-галныш, который вчера отнесли им, оказался последним в их жизни…
Дорога через Бамут, по которой мы только что прошли, была тоже разбита. Весь день мы еле передвигали ноги, с непривычки они стали, как столбы, и еще долго болели. Ночью, с выключенными фарами, то и дело рискуя свалиться, через горы, мы пересекли границу с Ингушетией и, наконец, оказались в ее столице городе Назрань. Нам очень повезло, что мы не нарвались на ингушских милиционеров, которые, оказывается, на соседней улице останавливали все проезжающие машины, проверяли документы. С утра мы начали искать квартиру, в которой можно было бы временно остановиться. Чтобы меня не узнали, я низко надвинула на лоб косынку, закрывая светлые волосы. Беженцев в городе было так много, что найти жилье оказалось очень трудным делом. Наконец поздно вечером нам сдали совершенно пустую, без всяких удобств квартиру, только с коврами на полу и телевизором в одной комнате. Но мы были рады и такому пристанищу. В ожидании начала будущего путешествия с «платком Мира» в Москву, здесь я и начала, держа на коленях тетрадь, писать свою книгу, чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, одолевавших меня.
Вскоре мы встретились, в первый раз после ранения, с Вахой Ибрагимовым, которого спасло от смерти только чудо, а, вернее, его несокрушимое сельское здоровье. Из Гехи-Чу его отвезли в Шалажи, уже почти не дышащего, чтобы «похоронить» родственникам. Но молодая девчонка-медсестра, рискнула попробовать его спасти, перелив кровь. Я вспомнила свой сон про старуху-смерть в лесу, которой было приготовлено четыре кожаных мешка. Вот почему три души улетело по ветру, а одна не успела. Ваха остался жив! Раньше красивый и полный сил, теперь он напоминал обгоревшего орла. Его густые, волнистые волосы опалились, один глаз запал и был полуприкрыт, слышал он тоже плохо. Увидев меня, Ваха заволновался: «Где Джохар?» «Неужели он все еще не знает, что Джохара нет с нами?» «Никто из нас не смог сказать ему всей горькой правды», — тихо сказала Мовлихан. Ваха пролежал без сознания в больнице именно те дни, когда по всем каналам телевидения только и говорили об этом… Я обняла его и, прижав опаленную голову к своей груди, тихо сказала: «Ваха, он погиб…» Ваха заплакал, как большой ребенок, не скрывая своих слез, но потом вдруг заговорил о том, что совершенно отчетливо слышал голос Джохара, сразу после взрыва, поэтому и был уверен в том, что он остался жив.
— Что он сказал? — спросила я.
— Я должен на время уйти, но потом я вернусь.
— Этого не может быть! Я ничего не слышала, кроме громкого плача Висхана. А как ты мог вообще что-либо слышать после взрыва, если был уже тяжело ранен и находился без сознания? — я была поражена.
— Нет, я слышал совершенно отчетливо его голос, звучащий в полной темноте!
— Но ведь было светло, только шесть часов вечера и солнце еще не село… Видимо, ты поэтому его и слышал, что был без сознания, вернее, слышала его твоя душа, вышедшая из тела, она только и могла услышать то, что не могли услышать мы…
Слова Вахи возродили у меня надежду. Разве раньше не убеждалась я многократно, как помогают души умерших тем, кого они любят?
Из Чечни приехали Зарган и Зина, они хотели сопровождать меня в Москву. Времени прошло уже много, но Вагап Тутаков, представитель Чеченской республики, который должен был обеспечить безопасный проезд, так и не появился. Позже мы узнали, что он арестован в Москве. В милиции ему подложили гранату без запала, так же примитивно, как подкладывали другим пули или наркотики. Наученные горьким опытом, чеченцы перед выездом в Москву наглухо зашивали карманы. Ехать нам было не с кем. Ну, что ж, поедем одни — решили мы, но наши мужчины решительно возражали: «Они уничтожат вас на дороге к Москве». Слишком многим нужна война. Эти стервятники живут ее кровью. Против будет «вся партия войны»».
