лицо смягчилось.
– Когда я его увидел, мне стало грустно. Этот когда-то переполненный энергией мужчина теперь ходил так медленно. А потом он сел за столик, открыл рот, и, – Николаидис щелкнул пальцами, – я сказал себе: «Ему снова двадцать два».
– Вы имеете в виду, в душе, по тому, как он мыслит? – спросила я.
– Да! – просиял Николаидис. – Этот парень – сумасшедший. Он гений.
Харрисон собрал команду, в которую вошел его протеже, Скотт Адзик – молодой практикующий детский хирург на десять лет младше Харрисона (в те годы он числился научным сотрудником). Туда же вошла и крайне сообразительная детская медсестра по имени Лори Хауэлл. Вместе они собирались убедить весь мир (и себя заодно) в том, что фетальная медицина сможет спасать детей. Когда Харрисон, Адзик и Хауэлл представили свою идею на медицинской конференции, их практически подняли на смех.
– Мы столкнулись с огромной волной скепсиса, огромной, – позже вспоминал Адзик. – Спускаясь со сцены, мы думали, что сошли с ума… Но, – прищурившись, он предельно серьезно посмотрел на меня, – мы никогда не были сумасшедшими (11).
Команда проводила эксперименты над множеством беременных овец и обезьян, решая проблемы по мере их поступления(12). Границ не существовало (13). Основная проблема заключалась в том, что требовалось открыть и закрыть матку. Операция очень напоминает кесарево сечение, но в течение беременности (в отличие от периода прямо перед родами) матка толстая, упругая и опутана множеством кровеносных сосудов. Когда ее закрываешь, похоже, будто пытаешься залатать шарик с водой, не допустив протечек (14). Подходящие хирургические скобы, найденные врачами, были похожи на внутриматочную спираль – контрацептив, предотвращающий возможность нежелательной беременности, – и степлер должен был быстро прорезать стенки матки, выстреливать абсорбирующими скобами и перекрывать большие кровеносные сосуды (15).
Неудачи по численности превзошли успешные попытки. Несмотря на это, врачи осторожно, в отдельных случаях, где не оставалось надежд, начали проводить операции на людях. Они всегда честно объясняли семьям, что сделать смогут, а чего – нет, на что надеются и чего опасаются.
Первая экспериментальная операция на плоде состоялась в 1981 году. У ребенка обнаружили непроходимость мочевыводящих путей. Звучало не слишком страшно, но этот дефект разрушал почки плода, отчего после рождения малыш мог всю жизнь провести подключенным к аппарату «искусственная почка»; легкие плода тоже могли быть под угрозой, их недоразвитие угрожало смертью (16). Необходимо было убрать закупорку мочевого пузыря – операция выглядела максимально понятно, так почему было не сделать ее и не спасти того, кто еще толком не начал жить?
Во время этой операции Харрисону удалось сделать новое отверстие в мочевом пузыре, обойдя закупорку. К сожалению, к тому моменту, когда операция началась, было уже слишком поздно. Почки отказали, а легкие слишком долго пробыли без необходимого количества амниотической жидкости. Смерть ребенка последовала вскоре после рождения (17).
Следующей пациенткой стала 42-летняя Роза Скиннер, без пяти минут мама двойняшек.
Девочка развивалась здоровой, а вот у мальчика обнаружилась непроходимость мочевыводящих путей, из-за чего его моча не выходила из тела. К моменту, когда Роза была на седьмом месяце, живот ее сына надулся, как футбольный мяч: легкие и почки оказались под угрозой.
В те годы ставки были высоки. С помощью ультразвукового аппарата Харрисон наполовину вытащил мальчика из матки и вставил шунт в его мочевой пузырь, чтобы перенаправить поток мочи в амниотическую полость, не навредив второму ребенку (18).
– Намучились же мы тогда, – позже вспоминал Харрисон.
– Я знала лишь одно: мои дети в опасности. Поэтому я доверилась Богу, – в свою очередь поделилась Роза.
Так прошла первая успешная открытая операция на плоде. Двойняшки родились спустя две недели, в день матери 1981 года. Девочку назвали Мэри, а мальчика – Майклом – в честь хирурга (19). Первое время мочеиспускание Майкла происходило через новое отверстие, сделанное врачами, но после шести месяцев его прооперировали и восстановили мочевой пузырь. Мальчик вырос здоровым (20).
В начале 1980 года всего 41 % детей с непроходимостью мочевыводящих путей выживал после шунтирования (21), но даже такое малое число говорило о множестве спасенных жизней. Харрисон понял, что шунтирование может помочь в борьбе и с другими заболеваниями.
Вскоре он провел похожие операции на детях с водянкой и гидроцефалией (водянкой головного мозга). Последняя представляла собой сущий ад (22): несмотря на то, что многие малыши выживали после операции, больше половины из них росли с серьезной неврологической инвалидностью (23). Однако позже идея команды Харрисона привела к тому виду шунтирования, который спас жизнь моему сыну.
В 1996 году Харрисон написал «Атлас внутриутробных операций» [9], в деталях рассказывая про свои эксперименты. Благодаря этому труду начала набирать обороты новая область медицины. В книге Харрисон предстает единственным в своем роде персонажем, а еще там полно фотографий: «улыбающийся» плод обезьяны в бикини; спящая под наркозом мама-обезьяна, ее матка открыта с помощью ранорасширителя, а детеныш выглядывает наполовину, готовый к операции. Еще одна фотография: щуплая маленькая обезьяна проходит операцию на плоде: лапы разметались в разные стороны, голова покоится на руке человека, глаза завязаны. Внизу подписано: «обезьяна пожелала остаться анонимной» (24).
Харрисон искренне заботился о людях, которых лечил. Называя плод «самым молчаливым пациентом», он писал: «Только сейчас мы начали серьезно относиться к нему с этической, юридической и медицинской точек зрения… Краткая, но насыщенная событиями история нерожденного ребенка в качестве пациента показала нам, что фетальная медицина дает надежду что-то исправить, когда это возможно. Однако нельзя забывать о том, что всегда существует вероятность причинить вред» (25). Что касается другого пациента, матери, или, как беременных называл Харрисон, «невинной свидетельнице происходящего», – ее безопасность он ставил во главу угла (26).
– Пороки развития любого типа нельзя лечить просто «потому, что они есть», за них также не должен браться тот, кто не готов к колоссальной ответственности, – так Харрисон размышлял в 2001 году. – Первое время, когда все так сложно начиналось, никто не был уверен, увидит ли свет наша затея или же с треском провалится (27).
Доктор Н. Скотт Адзик (его официальное имя – Ник, о чем свидетельствует первая буква, но коллеги и друзья все равно зовут его Скотт) и Лори Хауэлл в конечном счете открыли собственный Центр диагностики и лечения плода при Детской больнице Филадельфии в 1995 году, где продолжили разбираться с почти патовыми случаями (28). Детская больница Филадельфии – первая детская больница в Америке, построенная в 1855 году – представляла собой аналог британской больницы Грейт Ормонд Стрит и располагалась в похожей университетской части большого серого города: современное здание уравновешивало
