Сколько угодно раз. Сколько ездите в месяц, скажем, из Вязьмы в Смоленск и обратно, столько и получайте. И помножайте еще на шесть.
И ничего. Ничего из того и не выводили. Разве оценку работы дорожников — кратко и ясно и одинаково всякий раз.
Но и дорожники делали свое дело. Клали заплаты каждую весну: три справа, три слева, посередине — две. И тоже ругались, еще и покрепче, кто здесь работал-то не впервой. «Чертово место, болотина...» И так далее. И тоже на этом все.
Вот вам и глаз поколений, товарищ Симочкин. Будущий, хочется думать, минер. Будущий, извините, были бы настоящий, так сообразили, что и не требуется вовсе взглядом просвечивать ваше «хэбэ». А уж тем более — шерсть с лавсаном. Лучше они от этого вряд ли делаются. То есть от Бондаренкина-то ножа. Смекнули бы, что бесполезное это дело — не то чтобы прапорщика, а и толкового рядового минера на эдакой штучке пробовать провести. Ушко пуговицы в ткань утоплено? Шляпка вплотную притянута к ней? И что образуется вокруг петли, когда застегнетесь? Как ни приглаживай, а рельеф.
В начале июня было, пятьдесят четвертого, последнюю заплату загладить успели как раз ремонтники, когда я с бригадой придвинулся с поля к шоссе. Да, не с командой, не с подразделением, а по-граждански — с бригадой: вольнонаемных на помощь нам дали тогда. Сколько лет миновало, как войну с земли нашей прогнали, а уборки много еще оставалось за ней. То из одной области, то из другой поступали заявки. Мы в то лето работы вели в трех областях. А и учеба должна была двигаться своим порядком.
Вот и решил ДОСААФ нам прийти на помощь. Бросил клич на местах — нашлись добровольцы. Запасников брали, в армии отслуживших, всех родов войск. Обучили их под командой бывалых инструкторов на курсах. И я к этому делу был привлечен. Потом получил бригаду. Семьдесят два человека, парни солидные, лет по двадцать пяти — тридцать, тоже семейные в большинстве, так что общий язык найти было нетрудно. Дисциплину военную соблюдали, хоть и в гражданском, — вроде как партизаны в войну.
Хорошие, в общем, ребята. Но саперов на всю бригаду — я да помощник мой, рядовой Морозов, что больше базой заведовал, взрывчаткой, инвентарем. Работали группами, во главе каждой — мастер. Четверо было их, мастеров, на месяц большую подготовку прошедших. Обнаружит кто из ребят взрывоопасный предмет — флажком место отметит, сам дальше идет. Прощупает свою полосу, доложит мастеру. Мастер мне — о своем участке. Я оцепление ставлю, флажки обхожу, подрываю все сам на месте.
Так что опасности для них не было никакой, не «свежее» поле, годами ходили и без миноискателей люди, где что и осталось, так не наверху.
Так и шли, и дошли до шоссе. Прежде чем на другую сторону перейти, задержались — всем вместе собраться, имущество пересчитать.
Вот тут и заметил я на дороге заплату. Первое, что внимание привлекло, — это форма. Правильная уж слишком для вмятины или выбоины обычной — квадрат с округленными уголками. Не по циркулю закругленными, разумеется, и сам квадрат можно видеть лишь в воображении, однако ясно и без рулетки: противоположные стороны соедини — точь-в-точь равными будут отрезки.
И на другой стороне заплата. Перешел и ее осмотрел. Квадрат меньше напоминает, но того же размера, тот же впишется в нее крест. Напротив как раз, на перпендикуляре к оси шоссе и от обочины, как и та, метрах в двух с половиной.
Вот это второй важный признак — расположение.
Дальше прошел по дороге, Ну вот! Еще одна — посредине. Метрах в пятидесяти от тех двух. Чудо, конечно, столько лет, столько транспорта здесь прошло — сотни тысяч машин, миллионы! И все равно бы поспорить мог в тот момент: дальше пройду — еще две обнаружу. А то и сверх двух еще три, треугольником, приравненным к «конверту», — или со стороны Вязьмы, или Издешкова.
Так в итоге и получилось. Три справа, три слева, две в середине — в порядке шахматных клеток. Между парами метров по восемьдесят — по сто, от каждой пары до средней заплаты — около полусотни.
Геометрия...
Полкилометра еще отшагал — на износ оценить дорогу. В полном порядке покрытие, в меру наезженный, гладкий асфальт, нигде ни следа починки.
И — последнее, что еще раньше отметить успел: характер местности. Метра на три над горизонтом приподнято полотно, по обе стороны — заболоченная низина. Дефиле, по-военному, узкий проход.
Вот и все пока, глазом большего не возьмешь, хирургическое исследование необходимо.
— Ну-ка, Володя, — подзываю из мастеров одного,— покомандуй тут, на часок отлучиться мне надо.
Володя парень толковый, сержантом срочную отслужил, все это время за мной наблюдал, пока я там колдовал на дороге.
— Неужели что есть? — спрашивает тихонько. — А, товарищ старшина? Ведь сколько...
В том и дело. Поди теперь убеди кого, тем более если ты не генерал. Свежие латки, только что наложили...
— Трудно сказать, — отвечаю. — Одно пока ясно — система. А отчего? Может, дренажный расчет подвел, просасываются там пластыри или прокладки какие. А может быть, и по нашему делу, да вынуто все давно, недостаточно плотно затрамбовали пустоты. Разведать необходимо, однако, коли сомнение родилось.
Пошагал я в деревню — в полутора километрах виднелась силосная башня на бугорке. На пустой улице повстречал двух колхозниц, разговорились почти как знакомые: ребята мои из бригады ходили сюда на ночлег. Женщины молодые, в войну вовсе девчонками были, однако припомнили: немцы перед уходом сгоняли жителей на дорогу — копать.
— Между болотинами, где насыпь?
— Вроде там...
— Там, — вторая кивает.
— А не можете, девушки, познакомить с тем, кто копал?
— Кто ж бы это... Дома-то никого. Вон дедусь разве?
— Дед Михайло? Не, он не копал, он рубил что-то...
— Рубил? — меня словно толкнуло.
— Ну да, он же плотник, дедусь!
— А рубил что, не помните?
— Да вон же он сам, его и спросите!
Еле себя удержал, чтоб не кинуться через дорогу, достоинство соблюсти. Поздоровался мимоходом, присел в стороне на бревна, будто передохнуть. На разговор не напрашиваюсь, знаю, какие они бывают, деревенские эти деды.
— Вы там бабахаете на пустошах? — спрашивает спустя не меньше как пять минут.
— Мы, — отвечаю еще неохотнее вроде, чем он. — До сих пор вот приходится...
— Да, война...
Угощаю его папироской, исподволь подвожу разговор к дороге.
— Рыли, — дед подтверждает, — ямы вроде могил. Только кого ж хоронить на тракте? Догадались — минируют. Думали, постреляют после-то всех. Недосуг, знать, было. Ночью наши танкисты в село ворвались...
— Предупредили их о тех ямах?
