заинтересовалась его многогранной личностью и влиянием на многих, в том числе, знаменитых людей. Очевидно, что его мнением в разных областях дорожили.
Его критический и аналитический ум высоко ценили современники. Граф Герман фон Кайзерлинг, сказавший о нем: «это самый выдающийся джентльмен, которого я когда-либо знал», писал: «Прежде всего, как истинный натуралист, которым он и оставался, он любил выяснять первопричину всего, включая вопросы искусства. И он был уникален в своей способности к анализу. Те, кому посчастливилось слышать речи Волкова, не удивятся, что его обществом наслаждались такие люди, как Вагнер и Лист, Рубинштейн и Толстой, Петтенкофен и Уистлер, и некоторые другие. Он обладает даром показать с помощью своего живого красноречия происхождение любого субъективного впечатления; он умеет облечь любое неопределенное чувство в форму ясной мысли”» [536].
Публикатор оригиналов писем Александра Волкова, Анна Сика пишет о нем так: «Несомненно, в его время нередко можно было встретить высококультурного космополита, богатого природными талантами и образованного в области многих знаний и искусств. И всё же из тех немногих свидетельств, которые дошли до нас от его современников, мы знаем, что в XIX–XX веках он был действительно исключительным случаем» [537].
Кстати, Г. Кайзерлинг посвятил Волкову-Муромцеву несколько глав своего труда «Наследие "Школы мудрости": неопубликованные очерки и рецензии на книги» [538]. Кроме упоминания о том, что он многое почерпнул из бесед с художником, посещая его венецианское палаццо, в одной главе он разбирает монументальный труд Волкова-Муромцева – его трактат о критике в искусстве [539], а в другой – вышедшие после его смерти мемуары, которые «дышат духом благородства XVIII века».
В письмах Волкова к Дузе его влияние на нее так же ярко прослеживается. Начиная от планирования ее гастролей (не только по России), советов по размещению в отелях, рекомендаций своим знакомым из известных дворянских семей, до советов в личных делах – в какой пансион лучше определить дочь, как вести себя в отношениях с фактически бывшим, но посягающим на ее финансы, мужем, как сохранять сбережения и какими банками пользоваться, какой костюм выбрать для сцены и какую обстановку для дома. И хотя у нас нет ответных писем Дузе, из последующих писем Волкова становится ясно, что она не пренебрегала его советами.
К примеру, нашлось упоминание о Волкове в таком контексте и в советской прессе: в ноябрьском журнале «Театр» за 1963 г. приведено письмо Элеоноры Дузе к князю А.И. Урусову, где она, в частности, вспоминает об одном театральном контракте, увидев который в Петербурге, и Урусов, и Волков сказали ей, что он недействителен. Кстати, в этом же письме она пишет и об устройстве двух комнат в Венеции (в Палаццо Волкофф), на которые у нее ушла значительная сумма денег [540].
Князя Урусова актриса даже называла доверенным лицом, как пишет Е.А. Андреева-Бальмонт в своих «Воспоминаниях» – в главе, ему посвященной. Рассказывает мемуаристка и о своем знакомстве с Дузе, посещая которую во время московских гастролей последней, она и встретила его. Упоминает и о том, что Урусов, знаменитый адвокат, поклонник Дузе, взялся вести ее дела с антрепренерами в Москве и Петербурге [541].
В некоторых письмах художниика к Дузе читатель заметит странный переход с официального обращения на «Вы» на неформальное «ты» и наоборот, – возможно, он хотел отделить таким образом два разных характера сообщения.
При всех несомненных достоинствах Волкова, таких, как мощный интеллект, аналитический ум, эрудированность, энергичность, художественный талант (чего стоит покупка палаццо в Венеции на средства от проданных акварелей!), музыкальный вкус, ученая степень и так далее, мы узнаем и менее привлекательные его черты – явный снобизм по отношению к конкретным людям и обществу в целом, а также, – что менее всего понравится читательницам – его любовные связи вне брака, о чем и говорят публикуемые письма. В одном письме он даже пишет о том, что измены для него существуют только в любовных отношениях, каковые с браком у него даже не ассоциируются… Может порой раздражать и его слащавый сентиментализм в письмах к Элеоноре, который, возможно, и охладил ее чувства к нему в конечном итоге. Вместе с тем, испытываешь симпатию к этому романтическому герою, живущему любовью и страдающему – как от тяжелой потери его предыдущей пассии – Матильды Актон, так и от неуверенности в силе ответного чувства Элеоноры.
Вот как о Волкове пишет в своей книге «Элеонора Дузе. Биография» американская писательница и театровед Хелен Шихи после рассказа о том, как Матильда Актон познакомила Волкова со своей подругой Элеонорой: «Он был любителем женщин и дружил со своими бывшими любовницами, даже давая им уроки живописи» [542].
Что касается описания типа Элеоноры Дузе, то, почти во всей литературе о ней отмечается, что она обладала нервической личностью. Скорее всего, перепады настроения, свойственные многим глубоко чувствующим и чувствительным людям, и были причиной сомнений Волкова в ее любви к нему. Пишут о том, что ей были близки страдающие героини, поскольку она сама была не очень счастлива в любви. Но кто знает, ощущала ли она себя несчастной на самом деле – как минимум, в какой-то период отношений с Волковым – и это видно в письмах – чувство было взаимным!
Однако постоянная необходимость скрывать отношения, как в случае с Арриго Бойто, так и в случае с Александром Волковым, отсутствие своего дома, и, следовательно, неопределенность, конечно, не добавляли Элеоноре радости.
Одним из доказательств конспиративного образа жизни Элеоноры являлся тот факт, что она путешествовала отдельно от своей труппы. В первый приезд Дузе в Россию, в Петербург, в гостинице «Европейская» журналисты газеты «Петербургский листок» взяли у нее интервью. Видимо, именно встреча с Волковым подразумевается здесь:
«Элеонора Дузе остановилась в "Европейской" гостинице. Приезд ее был неожиданен. Даже сам администратор труппы, синьор Буффи, не знал наверное, с каким поездом приедет госпожа Дузе. Дело в том, что артистка отправила труппу через Вену, а сама поехала через Берлин.
Явившись с визитом к знаменитой артистке, мы застали ее в каком-то чрезвычайно оригинальном голубом домашнем костюме [543]. На громадной серебряной цепи через шею находились какие-то «талисманы», к которым, как известно, имеют склонность итальянцы.
Госпожа Дузе с первого взгляда поражает вас быстротой движений и ежеминутно меняющимся выражением лица. Поговорив десять минут, вы придете к убеждению, что у этой женщины, вместо всего существа, есть только одно – нервы.
Мы извинились, что обеспокоили артистку.
– О, помилуйте! Я нисколько не устала в дороге. Я так привыкла путешествовать.
– Вы приехали не вместе с труппой?
– Сохрани Бог! Я никогда не езжу вместе с ней… Я люблю путешествовать совершенно одна, и поэтому или я выезжаю позже труппы, или
