– Кто приставил к товарищу Сталину таких идиотов?
Лимузин увез Берию и Маленкова к Хрущеву и Булганину, которые ждали у ворот. Лозгачев вернулся к постели Сталина, а Старостин и Бутузова отправились спать в домик для охраны.
Над елями и березами Кунцева начала заниматься заря. С того момента, когда у Сталина случился удар, миновало двенадцать часов, а он, обмочившийся, по-прежнему лежал на диване и негромко похрапывал. Члены большой четверки, несомненно, обсуждали вопрос, стоит ли звать врачей. В это трудно поверить, но по их вине Сталин оставался без медицинской помощи половину суток.
Обычно данное обстоятельство считалось доказательством того, что партийные руководители специально бросили Сталина без помощи врачей, чтобы убить его. Но не следует забывать ситуацию, возникшую в стране весной 1953 года. Положение четверки, особенно Берии, было очень шатким. В СССР царила истерия против врачей-убийц. Профессора Виноградова, личного врача Сталина, бросили в застенки Лубянки лишь за то, что он предложил своему высокопоставленному пациенту уйти на пенсию.
При таком раскладе поднятая по пустяку паника вполне могла стоить головы. Если бы Хозяин проснулся и выяснилось, что у него было просто сильное головокружение, он расценил бы вызов врачей как попытку захватить власть. Так что решение ничего не делать устраивало всех четверых руководителей.
Четверка отложила вызов врачей до утра. Нам, наверное, теперь никогда не узнать, имела ли эта задержка решающее значение и могли ли врачи спасти больного. Описания последних дней жизни Иосифа Виссарионовича, которых появилось вполне достаточно, утверждают, что вождь был убит.
– Я его убрал! – похвастался позже Берия Молотову и Кагановичу. – Я спас всех вас!
Новые исторические исследования допускают, что Лаврентий вполне мог подсыпать в вино Сталину какое-нибудь лекарство, типа варфарина, которое через несколько дней стало причиной удара.
Четверка разъехалась по домам спать. Они ничего не сказали своим семьям о том, что случилось со Сталиным. У постели советского императора терзался сомнениями Лозгачев. В конце концов он не выдержал. Лозгачев разбудил Старостина и попросил его позвонить членам политбюро.
– Если он умрет, нам с тобой придет конец! – объяснил он.
Страх, который не позволил партийным руководителям вызвать врачей, оказал на охранников противоположное воздействие. Они вновь позвонили Маленкову. Маланя велел послать Бутузову еще раз посмотреть на Сталина. Она вернулась и сказала, что тот продолжает спать, но сон какой-то необычный. Тогда Маленков позвонил Берии.
– Мне только что опять звонили с дачи Сталина, – сказал Маленков. – Они утверждают, что с товарищем Сталиным что-то не в порядке. Придется, наверное, еще раз ехать в Кунцево.
Сейчас решения принимали Лаврентий Берия и Георгий Маленков. Когда они согласились с тем, что нужно вызвать врачей, тут же возник важный вопрос: каких именно? Кто-то из четверки позвонил Третьякову, министру здравоохранения СССР, и попросил выбрать несколько опытных русских профессоров – только русских и ни в коем случае не евреев.
Хрущев приехал в Кунцево и сообщил охранникам, что скоро прибудут доктора.
Полковник Туков позвонил Вячеславу Молотову, Анастасу Микояну и Климу Ворошилову и сообщил о том, что у Хозяина случился удар.
– Позвоните другим членам политбюро, – сказал Молотов. – Я немедленно выезжаю.
Ворошилов после звонка из Кунцева словно преобразился. «Он стал таким энергичным, каким я помнила его в самых опасных ситуациях во время Гражданской и Великой Отечественной войн, – написала его супруга в неопубликованных дневниках. – Я догадывалась, что надвигается беда. Я громко расплакалась и спросила его: „Что случилось?“ Он обнял меня и ответил: „Не бойся“!»
Ворошилов присоединился к Кагановичу, Молотову и Микояну, которые уже собрались у постели больного. Молотов, конечно, обратил внимание на то, что сейчас всем заправлял Берия.
Сталин открыл глаза, когда в комнату вошел Каганович. Он оглядел одного за другим соратников, после чего опять сомкнул глаза. Молотов и Каганович были очень расстроены. По их щекам катились слезы.
– Товарищ Сталин, мы здесь, ваши верные друзья и товарищи, – обратился к вождю первый советский маршал. Его голос дрожал от едва сдерживаемых рыданий. – Как ты себя чувствуешь, дорогой друг?
Лицо Сталина исказилось. Он пошевелился, но так и не пришел в сознание.
Хрущев тоже был очень расстроен. Никита Сергеевич смотался домой помыться и вернулся в Кунцево.
В семь часов утра 2 марта в Кунцево наконец приехали врачи. Консилиум возглавлял профессор Лукомский. Ни одному из них раньше не приходилось лечить вождя. Их провели к больному. В просторной столовой пахло мочой. Врачи страшно нервничали. Ведь им предстояло осматривать самого Сталина. Зная об арестах и пытках своих коллег, они догадывались, что это может произойти и с ними.
Сначала стоматолог вынул у Сталина зубные протезы. Он был так напуган, что уронил их на пол. Затем Лукомский попытался снять со Сталина пижаму и рубашку, чтобы измерить давление. «У них так сильно дрожали руки, что они не могли даже снять с него рубашку», – рассказывал Лозгачев. Лукомский боялся прикоснуться к Сталину и долго не мог найти у него пульс.
– Крепче держите его руку! – рявкнул на профессора Лаврентий Берия.
В конце концов одежду решили разрезать ножницами.
Врачи приступили к осмотру больного. Он лежал на спине. Голова повернута налево, глаза закрыты, на лице – умеренная гиперемия. Пульс – 78; сердцебиение – слабое; давление 190 на 110. Правая сторона тела парализована, но левые конечности временами вздрагивали. Лоб холодный.
В рот Сталина влили стакан 10-процентного раствора сульфата магния. Невропатолог, терапевт и медсестра стояли рядом наготове.
После осмотра врачи начали расспрашивать охранников. Чекисты сейчас тоже страшно боялись. «Мы думали, что нас затолкают в машину – и до свидания, нам конец», – рассказывал Лозгачев.
У Сталина случился инсульт с кровоизлиянием в мозг. Состояние пациента было крайне тяжелым. Никаких сомнений в его недееспособности, даже если вождь останется жив, не оставалось.
Охранники отошли от дивана и слились с мебелью. Профессора почти ничего больше не могли сделать. Они порекомендовали больному абсолютный покой и решили оставить его на диване. Что же касается собственно лечения, то Сталину поставили за уши по восемь пиявок с каждой стороны и положили на голову холодный компресс. В тот день врачи велели кормить пациента только жидкой пищей с чайной ложечки, чтобы он не подавился.
