парит, освобожденное от конкретики. Вот почему доблестные попытки профессора сэра Кристофера Рикса [780] возвысить значимость Боба Дилана, интерпретируя тексты его песен с точки зрения рационального критицизма, обречены на провал. Это как если бы любитель воздушных шаров выражал свои пылкие чувства, тыча в шарики булавкой. В своем пятисотстраничном труде «Видения греха по Дилану» [781] Рикс посвящает песне «All I Really Want to Do» [782] целых три страницы и призывает читателя «обратить внимание на то, как ловко Дилан обращается с «knock you up»:
I ain’t lookin’ to block you up
Shock or knock or lock you up [783].
С лукавой пристойностью «knock» тактично и многозначительно на пару слов отстоит от «you up»; ведь предыдущее «shock» предполагает «shock you», нежели «shock you up»».
Под зорким глазом профессора строка «Why wait any longer for the one you love» [784] становится неизмеримо сложнее. «Слово «longer» тут как будто производное от «long» [785], да так оно и есть, и, хотя здесь оно не означает «тосковать», призвано напомнить об ощущении тоски, щемящего чувства, ожидания. Так долго ли еще?»
Раскладывая концовку «If Not for You» [786], Рикс пишет: «Как концовка «If Not for You» получилась такой проникновенной? Непреложное признание того, что вечная благодарность невозможна, подкрепляется решением Дилана завершить песню словами «if not for you», которые с чудесной простотой повторяются снова и снова так, словно могут звучать вечно, хоть им и пора затихнуть». Так и хочется сказать: «Постойте-ка, профессор, ведь это распространенный прием, который называется «постепенное затухание», его часто используют в поп-музыке, когда продюсер не может придумать ничего приличнее!»
Так ли важны слова «Hey Jude»? В конце концов, за все эти годы кто только вместо них чего не слышал: и «Hey dude», и «Hay chewed» [787]. Есть те, кому всю жизнь вместо «The minute you let her under your skin» слышится «Remember, there’s lettuce under your skin» [788]. Этот своеобразный тест Роршаха лишь усиливает впечатление от песни, и каждый слушатель, сам того не зная, интерпретирует текст в меру своей испорченности. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что Джон решил, будто песня — о нем. Пол, исполняя эту песню на концертах, считает особенно проникновенной строку «The movement you need is on your shoulder»: «Всякий раз, когда я пою эту песню, именно на этой строке вспоминаю Джона, и прямо сердце щемит». Так что подозрения Джона в некотором смысле оправдались: на несколько мгновений для автора и исполнителя песни она и впрямь становится песней о Джоне.
Последние четыре минуты «Hey Jude» буквально обходится без слов, смысл растворяется в напеве. «На-на-на-на-на-на» повторяется, как мантра, сила которой — в бесконечном повторении. «Hey Jude» изначально задумывалась как обнадеживающее послание для пятилетнего Джулиана Леннона, но вскоре обернулась обнадеживающим посланием для всего мира. Для Джона Апдайка «Битлз» были «как рассветное солнце пасхальным утром».
В 1968-м Джоэлу Сороке был двадцать один год. Он вырос в Нью-Йорке, но то лето провел в разъездах по Европе. Тогда он впервые покинул пределы Северной Америки. «В начале сентября я поселился в домашней гостинице на Эджвер-роуд. Там не было ни душа, ни отопления, а на завтрак мы ели сырой бекон. Мне все это было в новинку».
Третьего сентября Джоэл поехал на автобусе на Пиккадилли, за письмами от родных. Все еще не разобравшись в сложной работе лондонского транспорта, на обратном пути он сел не на тот автобус. Рядом с ним сидела привлекательная женщина. «Мы разговорились, а потом она вдруг предложила: «Хочешь увидеть «Битлз»?» Я ответил что-то вроде: «Да ну тебя!» Женщина объяснила, что работает в «Эппл», а следующим вечером битлы снимают проморолик для нового сингла. Им нужна была массовка, и ей глянулось мое лицо».
Женщина вручила Джоэлу какой-то «совершенно неофициальный клочок бумаги» и попросила подойти к четырем часам пополудни на вокзал Виктория, где будет ждать автобус.
Джоэл не поверил ни единому слову, но в условленное место все-таки пришел — мало ли. Там и правда ждал автобус, куда и втиснулся Джоэл вместе с толпой пассажиров. «Там были самые разные люди, всех возрастов. Мы возбужденно переговаривались, но складывалось впечатление, что в обещанную встречу с битлами никто не верит».
Их высадили у Твикенхемской киностудии (Джоэл решил, что она похожа на ангар) и провели на ярко освещенную съемочную площадку. У помоста, где были установлены барабаны и прочие инструменты, суетились техники. Массовка — человек сто — ждала распоряжений режиссера Майкла Линдсея-Хогга [789]. Внезапно открылась дверь, и вошли «Битлз». «Я еще подумал: это что, правда? Нам велели подождать, пока битлы разогреваются. Меня охватил безумный восторг: хоть я и был битломаном, но вживую их еще никогда не видел».
Битлы раза три-четыре исполнили «Hey Jude». Массовке велели обступить сцену и подпевать припев. Джоэл вспоминает, что люди вели себя «очень сдержанно, чисто по-английски, а мне захотелось как-то выделиться». Присмотрев стратегически выгодную позицию, он протиснулся поближе к сцене. В какой-то момент Ринго отложил тамбурин, и Джоэл не упустил своего шанса: метнулся на сцену и схватил инструмент.
«Я очень надеялся, что на этом дубле остановятся, но их сделали с десяток. Вместе со мной на сцену забиралось все больше и больше народу. Всякий раз я отчаянно хватал тамбурин. Достал, наверное, всех».
В перерыве между дублями Джоэл представился битлам. «Пол был очарователен. Джон язвил. Помню, он сказал: «Ты же из Нью-Йорка, да? Ходил на наши концерты?» — а я саркастично ответил: «Что, смотреть на вас за деньги?» По-моему, ему понравилось. Джордж молчал, а Ринго был просто душка. «Зови меня Риччи», — попросил он». Джоэл пригласил битлов к себе в гостиницу, но после съемок их быстро усадили в лимузин и увезли.
Когда Джоэл вернулся в Нью-Йорк, его рассказам никто не поверил, «но вскоре ролик показали и в шоу братьев Смозерс [790], и в британской программе «На вершине популярности». И я там засветился».
В 2020-м Джоэлу исполнилось семьдесят три года. «Сейчас они для меня просто люди, но в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом битлы были богами. Если не считать рождения детей, эти съемки — самое восхитительное событие в моей жизни».
Тому Топпингу в 1968-м было одиннадцать. Они с родителями и старшей, двенадцатилетней сестрой выбрались на месячный отпуск в Лондон. Когда они стояли в очереди на фильм
