Но чем бы ни кончилась эта новая война, уже самый факт этих раздоров крайне неприятен. Неся немалый труд по трем учебным заведениям, отнимающий у меня все свободное время, я хотел бы лишь одного, чтобы оставили в покое мои нервы, которые и так все время треплются на педагогической службе, чтобы дали возможность заниматься своим делом, не ставая в противоречие с своей совестью. А между том надо не только работать, а еще и подличать, унижаться, предавать, если не хочешь, чтобы у тебя отняли самую возможность работать.
6 февраля
На одном из последних советов в женской гимназии Ш-ко прочитал нам в подлиннике бумагу из округа, где говорилось о замещении пустых уроков письменными работами. Обнаружилось, как и следовало ожидать, что это вовсе не циркуляр, а специальное распоряжение по женской гимназии, вызванное, значит, специальным же сообщением, притом и изложена бумага у самого попечителя более мягко, чем в редакции Ш-ко: там ничего нет, например, об обязательной оценке каждой работы баллами. Преподаватели, раздраженные этим сюрпризом, которым мы обязаны, несомненно, председателю. стали доказывать неосуществимость этого распоряжения, и Ш-ко, хотя и заявил, что критиковать распоряжения начальства нельзя, пошел на некоторые компромиссы, согласившись, например, иногда заменять письменные работы чтением. Это не прочь бы с удовольствием сделать всякий преподаватель и раньше. Я сам, например, давно уже сожалел, что уроки, на которые не пришел преподаватель, пропадают без толку, тогда как ученицам многое надо бы прочитать сообща (хотя бы проходимые по словесности романы, критические статьи, которые имеются в небольшом числе экземпляров). Но все благие пожелания наталкивались на неодолимое препятствие в лице классных дам. Эти квазивоспитательницы никогда добром не согласятся занять свободный урок чтением: они лучше распустят учениц, а сами уйдут домой. А если кто из них и соглашался иногда посидеть на чтении (даже не читать, а только сидеть!), то и в таком случае толку все равно не получалось: они не в состоянии не только не заинтересовать чтением учениц, но даже не в силах поддержать необходимую для слушания тишину и порядок. Ученицы не раз говорили мне: «Останьтесь Вы сами, а то мы все равно не будем слушать!» Так всегда и выходило. А ныне, когда классные дамы подняли головы, это и совсем вывелось, и ученицы в пустые уроки всегда отпускались по домам, что могло привлечь внимание попечителя, даже если Ш-ко (как он утверждает) и не писал специального доноса на учителей. Таким образом, этой карою египетской мы обязаны опять-таки своим классным дамам, которые, не будучи в состоянии исполнять прямых своих обязанностей, оказались во всем правыми и подвели под замечание того, кто совершенно невиноват. Да и теперь, когда заговорили на совете, что особенно полезно было бы устраивать чтение по таким предметам, как физика и т.п., по которым затруднительно устраивать письменные работы, препятствие встретилось с той же самой стороны. Ш-ко, так близко принимая к сердцу интересы классно-дамской своры, вдруг стал возражать против этого. «Как же это? Будут при классной даме читать какую-нибудь статью, а вдруг ученицы попросят ее что-нибудь разъяснить, ведь этим можно поставить классную даму в неловкое положение!» Интересно, что это в сущности очень обидное заявление (что классные дамы не в состоянии понять даже статьи, данной специально для учениц) классных дам совсем не обидело, и они были, видимо, даже довольны, что их «защищают» и что им не придется поэтому сидеть лишний час в классе.
Все остальные вопросы разбирались в том же духе. Председатель и начальница, дружно сидя визави в середине стола, все время поддерживали классных дам, тесной кучей сидевшей по одну сторону, и явно пристрастно относились к преподавательскому персоналу, сгруппировавшемуся с другой стороны. В пику нам председатель поднял и вопрос о нашем опаздывании на уроки, хотя я объяснил уже ему, что виноваты здесь те же классные дамы. А мне лично он при всем совете поставил в вину абсентеизм на моих уроках в VIII классе, причем прибегнул к явным натяжкам, утверждая, что у меня отсутствует иногда по 50 % (это от того, что из семи словесниц как-то не прошло трос!), хотя на общих моих уроках из двадцати пяти учениц отсутствует обыкновенно ученицы по три. Я, раздраженный этой нелепой выходкой, стал возражать, что особенного абсентеизма в VIII классе не наблюдается, что следить за причинами пропусков вовсе не мое дело, а дело начальницы (состоящей в VIII классе и классной наставницей), которая может сноситься по этому поводу с родителями и с доктором, может посещать и квартиры подозреваемых в манкировках учениц (чего, однако, не делается, хотя об одной восьмикласснице В-вой уже вторую четверть тянется в журнале «подозревается в манкировках»), В заключение я поставил начальнице вопрос: кто из восьмиклассниц пропустил хотя один урок по неуважительной причине? Она замялась и ответила, что все ученицы объяснили свои пропуски достаточно вескими причинами. Таким образом, даже alter ego председателя — начальница не могла подтвердить его обвинения против меня, и оно как явно пристрастная клевета повисло в воздухе.
Через некоторое время подошли и четвертные советы, и снова встал на очередь больной вопрос о классных наставницах. Попечительный совет, не подумав о вознаграждении несущих бесплатный труд учительниц, снова проявил заботливость о классных дамах: учредил новую должность седьмой уже классной дамы, выбросив на эту затею 600 с лишним рублей в год. Труд классных дам, таким образом, еще более облегчился. У каждого нормального класса есть теперь своя классная дама (в VIII — начальница), но остается еще три параллельных класса, за каждую параллель классные дамы поручают сверх обычного особое добавочное вознаграждение, но классное наставничество в этих классах возложено не на них, а на учительниц, которые ничего за это не получают. Раньше Ш-ко под влиянием их протеста пошел было на уступки и, оставив за ними моральное воздействие на учениц, какового, по его словам, классные дамы оказывать не могут (хотя семь классов все-таки поручены им), официальными бумагами освободил их от канцелярской работы (дневники, отчеты, свидетельства). Теперь яте, когда прибавилась еще классная дама, он вдруг снова потребовал от учительниц, чтобы они исполняли и эту канцелярскую работу, угрожая даже жалобой в округ и увольнением. «Пишите, если совесть вам позволяет!» — ответила ему одна из учительниц. А в беседе с другой он потом возмущался: «Помилуйте! Молодая дама, и не хочет взять работы с человека, которому пора уже на покой!», имея в виду главную «язву здешних мест», старую, но еще совершенно бодрую классную даму (1 кую, которая больше всего и подзуживает его против учительского персонала. Она-то, видимо, и подняла эту склоку, отказавшись писать свидетельства параллельного класса, но не отказываясь от жалования за него. А меледу тем, не говоря уже о том, кто обязан это делить по закону (там о возложении наставничества классного на учительниц нет ни слова), кто является и более свободным из них: учительница ли, преподающая в утренние часы, а в вечерние готовящаяся к урокам, или классная дама, занятая только в перемену, а во время уроков совершенно свободная (дежурства на спевках, в театрах и т.п. при семи классных дамах бывают весьма не часто)? К характеристике этой «почтенной» классной дамы не мешает прибавить, что, командуя начальницей, а через нее и председателем, она теперь даже покрикивает на учительниц (как недавно крайне повышенным и повелительным тоном требовала, чтобы историчка бежала, оставив завтрак, вниз и сказала что-то ученице, так как классная дама не может ее уговорить), а замечания с ее стороны стали уже обычным явлением, на днях, например, она отчитала немку, пришедшую на урок через три минуты после звонка. И все это считается в порядке вещей. Когда же наш брат указывает на явно мешающий занятиям беспорядок классной даме или начальнице, поднимается целая история, начинаются вопли об оскорблении, и дело докатывается даже до окружного начальства. Едва ли где найдется еще такое засилье надзирательской корпорации над учительской, какое создалось у нас благодаря начальнице и председателю!
