Вообще, с нынешним восьмым классом отношения у меня установились вполне хорошие. За весь год было столкновения два с отдельными ученицами, но и те быстро ликвидировались, и обидевшиеся на меня ученицы (как, например, К-на, выражавшая претензию на мою двойку) вскоре сами же выказывали мне свое доброе отношение. Приходится, конечно, то и дело останавливать более бойких из них. нередко бывают и двойки. Но девицы не обижаются на это, а я не сержусь. И часто после неудачного ответа, оцененного двойкой, мы весело шутим и смеемся. «Надеюсь, мы с Вами еще побеседуем но педагогике», — говорю я одной. «Да еще как!» — весело отвечает та, хотя за эту «беседу» получила только два.
В мужской гимназии тоже постепенно привыкаем друг к другу. Ребята освоились с моими требованиями, втянулись в работу. Я тоже обыкновенно не сержусь уже на их шалости или плохие ответы. И уроки нередко проходят теперь довольно дружно и спокойно. Но все-таки, по-моему, с девицами отношения как-то более задушевны, и мне было бы жаль расставаться с женской гимназией, если бы не начальница и классные дамы. Да и восьмиклассницы тоже нередко переходят от негодования на гимназические порядки и грубость начальницы к чувству сожаления о том, что скоро, скоро уже конец их школьной жизни. Сегодня одна в перемену сыграла им что-то на рояле, и это сразу ударило их по напряженным нервам. Когда я пришел в VIII класс, то многие еще не могли успокоиться и, закрыв лицо, плакали.
Внешкольный надзор за учащимися
8 февраля
Министерстве повеяло кажется новым духом, а до нас в лице попечителя фон Г-мана (ставленника бар. Таубс) только теперь докатилась в полном объеме старая волна кассовского режима. По предписанию попечителя местный комитет начальников средне-учебных заведений организовал чисто панический внешкольный надзор. Учащиеся могут быть на улице до семи часов вечера, а после этого начинается «ловля», предъявление билетов-паспортов, удостоверение личности, стычки с наблюдающими и т.п. Желающие из педагогов могут заниматься этим каждый день, но обязаны к этому классные наставники и классные дамы. Эти лица участвуют и в облавах, которые время от времени устраиваются по распоряжению председателя комитета. В назначенный председателем день от него летят в запечатанных конвертах предписания лицам надзора: быть во столько-то часов между такими-то улицами. И вот несчастные педагоги рассыпаются по всему городу, чтобы «тащить и не пущать», а председатель комитета «легкой тенью» скользит среди них, «проверяя посты». Дожили до времени, нечего сказать! Между учениками и учителями вырастает новая пропасть, отношения портятся, возникает взаимная подозрительность (в IV классе мужской гимназии на другой день после облавы один ученик вдруг спросил меня: «А Вы на каком углу вчера дежурили?» Я возразил, что классным наставником не состою и меня это не касается), растет ложь, обман. Началось переодевание учеников, вместо гулянья по улицам пойдет картежная игра дома.
Скоро ли выкурят, наконец, из нашей злосчастной школы эти кассовские пережитки вместе с его бывшими сотрудниками из истинно русских немцев!
12 марта
Внешкольный надзор привел уже к нескольким скандалам. Особенно усердствуют в поимке «чужих» реалистов мои коллеги по мужской гимназии. Один из них, С-в, довольно снисходительный к своим, поймал как-то на улице трех реалистов и, так как они отказались сообщить ему свои фамилии, донес на них в реальное училище. Там пришлось устраивать очную ставку: С-в стоял у дверей, а перед ним проходили класс за классом, чтобы он их опознавал. Опознать, кажется, так никого и не удалось, но скандал получился хоть куда! Узнав об этом, одно местное общественное учреждение (библиотечная комиссия), где С-в состоял до сих пор членом, исключило его из своего состава. А на последнем заседании комитета даже его председатель должен был поставить на вид надзирающим (имея в виду надзирающих из мужской гимназии), что они ведут себя весьма нетактично, обращаются к ученикам громко, при публике, говорят сразу в повышенном тоне, спрашивают учащихся, зачем они здесь, посылают домой и т.п., тогда как следует только, отозвав в сторону, негромко спросить фамилию, выяснять же причины пребывания ученика на улице уже дело его учебного начальства. На этом же заседании начальница частной гимназии г-жа Б-ч сделала заявление от лица своего педагогического персонала, который отказался обсуждать правила внешкольного поведения, так как находит внешкольный надзор нецелесообразным и ввиду новых веяний в Министерстве просит комитет подождать с его введением. Заявление произвело на присутствующих впечатление большой бестактности, так как комитет именно и создан для внешкольного надзора, а директивы об облавах и т.п. даны самим попечителем и в официальном заседании, где все только и ищут, чтобы подкопаться друг под друга, выразить солидарность с этим заявлением никто не посмел. Среди гробовой тишины председатель комитета заявил: «Самое лучшее, если мы будем считать, что Вашего заявления совсем не было, если же мы примем его и занесем в протокол, то от корпорации Вашей гимназии никого не останется». Тогда и сама начальница, и председатель педсовета стали усиленно заявлять о своем несогласии с протестом педагогов. А по окончании заседания г-жа Б-ч выразила даже соболезнование председателю комитета, «пропечатанному» в газете за меры по внешкольному надзору. К этому соболезнованию присоединилась и начальница нашей прогимназии г. К-на, хотя она за глаза все время возмущалась внешкольным надзором, так как у нее самой есть учащиеся дети.
А внешкольный надзор привел только к одному: учащиеся изощряются в обмане: переодеваются так, что их даже родные не узнают, и ходят везде, куда им хочется, подвергаясь при этом гораздо большим соблазнам, чем в форме. Недавно слышал, например, что гимназистки из интеллигентной семьи переодевались, чтобы пройти по улице, под вид горничных, и в результате к ним на улице даже «парни приставали», чего бы не посмели сделать, видя перед собой барышень-гимназисток.
Не лучшие результаты даст и установленная комитетом цензура кинематографических картин. На днях, например, цензора-педагоги одобрили для учащихся картину с самым отчаянным танго, председатель разослал одобрения по веем учебным заведениям. И потом даже сами ученики и родители возмущались этой картиной.
14 марта
Ну и денек сегодня выдался! О работе уже и не говорю, хотя отсидеть пять уроков дело, конечно, нелегкое. Но одних неприятностей столько свалилось, что, пожалуй, несколько дней не придешь в себя. Начну по порядку. При входе в III класс один ученик И-в вдруг со слезами на глазах просит меня позволить ему стоять весь урок. На мое недоумение И-в показал мне кисти рук с многочисленными ссадинами и сказал: «У меня все тело теперь такое, и я совсем не могу сидеть». О причине же этого он сообщил классному наставнику. Что же оказалось? Это его отец, узнав о полученной учеником двойке по географии, избил его всего ремнем с пряжкой, так что бедный мальчуган не в состоянии даже сидеть. Учителя, узнав об этом, конечно, возмущались поступком отца и даже подымали речь о медицинском освидетельствовании мальчика и только учитель географии Л-й все время злорадно повторял: «Так ему и надо!»
