примут Пугачева и пойдут за ним; если же не примут, пусть вместо Симбирска он поедет в Казань, где живет его, Филарета, друг — добрый и хлебосольный раскольник-купец Щолоков. Он приютит Пугачева, похлопочет за него. Пугачев вернулся с Логачевым в Малыковку. По дороге купил пуд меду, подарил его управителю и получил необходимую отсрочку. Здесь Пугачев расстался с Логачевым: «Поди ты теперь, Алексей, куда хочешь, — сказал он, — а я стану здесь жить с отцом Филаретом».
{53}
На деле же с игуменом он не остался, а поехал в Мечетную слободу к Степану Косову. Тут Пугачев выступил в новой роли раскольничьего попа, окрестил у Косова младенца и, узнав, что тесть Косова крестьянин Семен Филиппов едет на Яик с хлебом, вызвался его сопровождать. Пугачев говорил, что на Яике ему нужно купить рыбы и взыскать по векселю с брата сто рублей. В запасе у Пугачева всегда было много выдумок на все случаи жизни.
По дороге он разговорился с Филипповым «по душам» — Пугачев хотел подробнее познакомиться через него с яицкими настроениями.
— Што, Семен Филиппович, я тебе поведаю — говорил Пугачев. — Вить я в Яик еду не за рыбою, а за делом. Я намерен яицких казаков увести на Кубань. Видишь ты сам, какое ныне гонение, и хочу я об этом с ними поговорить, согласятся ли они итти со мною на Кубань.
План Пугачева встретил у Филиппова полное сочувствие.
— Как им не согласитца? У них ныне великое идет разорение, и все с Янку бегут; ты как им об этом скажешь, они с радостью побегут с тобою. Да и мы не отстанем, а пойдем все за вами. {54}
Все складывалось хорошо, у Пугачева поднялось настроение. Он сообщил Филиппову, что у него осталось на границе товару на 200 тысяч рублей, что этих денег хватит на содержание казаков, которых он поведет через границу, где их встретит турецкий паша и даст еще 5 миллионов рублей. Он, Пугачев, станет войсковым атаманом, а Филиппова сделает старшиной.
В шестидесяти верстах от Яицкого городка путники остановились ночевать у реки Таловой, на постоялом дворе — умете. Его содержал пехотный солдат Степан Оболяев, по прозвищу «Еремина курица»: эти слова он часто употреблял и шутя и бранясь. Детство Оболяев провел среди яицких казаков, в работниках.
Став позднее содержателем умета, он часто слышал от проезжавших казаков жалобы на притеснения и злоупотребления старшин, тихие разговоры о необходимости бежать на вольные места. Добродушный и простой Оболяев слушал, сочувствовал этим планам, скорбел вместе с жалобщиками.
Пугачеву важно было получить возможно больше сведений о яицких настроениях, чтобы окончательно решить, насколько реален его план. Он разговорился с уметчиком. Оболяев рассказал об известных уже Пугачеву казацких горестях и вполне поддержал его намерение увести казаков на Кубань. Но и этого показалось Пугачеву мало. Он попросил «Еремину курицу» привести к нему еще людей для беседы. Пришли казаки Григорий и Ефрем Закладновы. Они приехали в Сызранскую степь ловить лисиц и жили неподалеку в землянке. Пугачев стал расспрашивать их, как живется казакам.
— Нехорошо, — отвечал Григорий Закладнов, — казаки в смятении; одного генерала убили и за то многих побрали под караул, а других сыскивают. Мы было собрались всем войском бежать в Астрабад.
— Зачем в Астрабад, — перебил Пугачев, — я могу вас провести на Кубань. Но будут ли на то казаки согласны?
— Как не согласиться, если вы возьметесь провести.
Пугачев попросил собеседников не говорить с слышанном никому из старших казаков.
Решаясь на такой отчаянный план, как увод многотысячной массы казаков на Кубань, где мерещилась свободная жизнь, Пугачев знал, насколько трудно, опасно и рискованно задуманное им предприятие. Но он привык к опасностям, не боялся их, как не боялся и риска. Он шел на опасное предприятие, не очертя голову, но очень обдуманно, и готовил свой смелый шаг тщательно, осторожно, исподволь.
Всеми средствами старался Пугачев возможно тот нее и подробнее ознакомиться с обстановкой на Яике, выпытывал людей, соблюдая необходимую тайну и осторожность.
Двадцать второго ноября 1772 года Пугачев приехал в Яицкий городок к казаку Ньянову.
Атамана яицкого войска Бородина казаки не выбирали, как это водилось раньше; в атаманское достоинство его возвела военная коллегия. Типичный представитель казацких верхов, ставленник петербургского правительства, Бородин очень мало считался с интересами яицких низов. Атаманство он всячески старался превратить в выгодную, доходную статью для себя и своих ставленников — старшин.
Яицкие старшины — люди очень состоятельные, некоторые из них владели косяками лошадей по несколько сот голов. Они скупали рыбу по низким ценам у бедных казаков и с большим барышом перепродавали ее приезжим купцам, нанимали, снаряжали и эксплоатировали ватаги рыболовов.
«Яик — золотое донышко, с серебряной покрышечкой», — пели казаки. Казацкая песня подчеркивала, что яицкая рыбная ловля была доходным делом, считалась тогда едва ли не лучшей в России. Рыбная ловля была основным промыслом казаков. Было время — казаки свободно распоряжались водами Яика. Но к середине XVIII века эта пора кончилась. Казна наложила свою тяжелую руку на рыбные яицкие места, об явила промысел казенной монополией. Такой же казенной монополией была об’явлена и соль — необходимейший продукт в рыбном хозяйстве.
В 1752 году яицкое войско взяло у казны на откуп рыбные промыслы по Яику, продажу соленой рыбы, сбор с таможен и вина. Сбор откупных денег с казаков поручили атаману Андрею Бородину. С группой старшин он энергично взялся за дело.
Целых три года не отчитывался Бородин в собранных им суммах, которые значительно превышали требуемые для уплаты в казну. Мало того, он удерживал жалованье казаков, уверяя, что собранных денег нехватает для расплаты с казной. Не выдавал хлебного и денежного жалованья, определял своих родственников в старшины, раздавал родственникам-неказакам разрешения на право рыбной ловли. Протестующих атаман наказывал плетьми. «Лихоимство же и бедных притеснение тех властей обыкновенное было упражнение», — свидетельствует современная Бородину запись. Бородин не ограничивался самоуправством над казаками: он притеснял и разорял также киргизов.
Проделки Бородина и старшин возмутили казаков. Они отказались платить пошлины до тех пор, пока атаман не отчитается в собранных суммах. Войсковой круг отказывался слушать распоряжения Бородина, казаки называли атамана вором, а приговоры войсковой канцелярии — воровскими.
Обе стороны пожаловались в военную коллегию.
В 1762 году из Петербурга прибыла на Яик правительственная комиссия. Ловкий Бородин подкупил ее: он собрал с казаков в пользу главы комиссии огромное количество рыбы, икры, сена. Взятки подействовали. Комиссия приняла сторону атаманской партии,
