id="id21">
№ 237. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
Родная Наталинька,
вчера благополучно прибыл во Псков 111. Меня встречали на машине, обеспечили жильем и питанием и вчера же я читал лекции. Сегодня еще пробуду во Пскове, а завтра выеду в направлении на Остров, Пушкинские горы, оттуда вернусь в Псков и поеду в небольшой [эстонский] городок (очень древний) Печоры. После этого рейса вернусь в Ленинград. Встретил здесь приехавшего из Ленинграда старого товарища по антирелигиозной работе т. Огрызко – теперь доцент Лен[инградского] Университета 112. Мы бродили с ним вчера по старинным валам и укреплениям Пскова, забирались в крепостные башни, в частности в башню Гремучую, выстроенную в 1525 году. Удивились, насколько продуманной была в ΧVI веке система обороны. Самое большое впечатление оставляет добротность и монументальность крепостных сооружений. Сегодня днем посмотрю старинные соборы и, если останется время, Поганкины палаты. Я очень доволен выбором места своей командировки. Эта старина, как это ни странно, освежает. Очень жду поездки в Печоры – интересно посмотреть быт и нравы людей, о которых имеешь лишь смутное представление. Еще сильнее стало желание летом выбраться куда-нибудь в путешествие с тобой – обольщаю себя этой надеждой. Была у меня вчера очень интересная в психологическом отношении, хотя и вместе с тем безотрадная встреча со старшим сотрудником здешнего исторического музея. Он ученик Платонова 113 и Грекова 114, десять лет пробыл в экспедиции где-то в арктических широтах 115 и убеждал меня в преимуществе работы на периферии перед центром. Это любопытно с точки зрения перестройки психической организации, которая не только усваивает навязанную жизнью необходимость, но перерабатывает внешнюю необходимость во внутреннюю, объявляет ее элементом своего «я» и тем спасает поколебленное внутреннее равновесие и вместе с этим личное достоинство. Портрет его живописен: орлиный профиль с растущими назад седыми и своевольными волосами, откинутая назад голова, но глаза мутны и матовый свет свидетельствует о постепенном выключении источников душевной энергии. К тому же он почти глух, а руки и ноги искривлены каким-то недугом. При всем этом он работает над [новооткрытым списком] «Словом о полку Игореве» и утверждает, что Ипатьевская летопись не исторический памятник, а чистое литературно-художественное произведение, где содержание целиком подчинено литературному ритму и т. д. Это не первая встреча у меня в подобном духе и какими-то страхами своими она напомнила мне и Ивана Евдоким[овича] и Ал[ексан]дра Моисеевича 116 и многих других. В общем «и поступь неуверенна, и зыбки движенья» 117 и т. д.
Лекция прошла малоудачно. Это был семинар лекторов, которые передо мной прослушали 6 часов, не привыкли к таким испытаниям, и я не всегда чувствовал контакт между собой и аудиторией. К тому же и сам и после дороги и экскурсии по городу устал.
Вот и все, родная. Постараюсь как можно скорее прочитать свои десять лекций и вернуться к тебе. Не скучай, на работе не забывай об отдыхе, не изнашивай, по крайней мере, сама себя.
Горячо и нежно тебя целую.
Тв. Саня.
№ 238. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
21/II.46 г.
Родная моя Наталинька,
не писал – все ждал, пока прояснятся события, но, видно, мне их не переждать. Когда I/II я приехал в Калинин, то узнал, что еще 27/Ι Розум 118 послал в Москву по Русиному 119 адресу телеграмму, в которой извещал меня, что с Ι/ΙΙ я освобождаюсь от работы в связи с возвращением из армии старого работника, занимавшего до мобилизации мою должность. Работник этот действительно вернулся, имеет степень и звание, но он вернулся еще тогда, когда я был в Калинине. На мой вопрос Розуму, почему понадобилось так спешно меня увольнять, он ничего путного не мог ответить и промямлил, что я должен быть очень доволен тем, что мне выпадает случай работать в Москве. Я так и не установил истинной причины всего этого происшествия, но по косвенным данным полагаю иностороннее вмешательство. Мне ничего не оставалось как подать заявление с просьбой об освобождении. После этого я немедленно выехал в Москву, чтобы закончить дело с пропиской и получить работу. (Нечего и говорить, что весь этот инцидент, а особенно его источник вызвал и вызывает у меня огромное беспокойство.) Старков 120 был болен несколько дней, и я тогда обратился непосредственно к «Тинторетто» 121, как ты его называешь, ибо мои бумаги, по заявлению Старкова, хранились у «Тинторетто» и не были выданы мне потому, что «Тинторетто» болел. Мой непосредственный звонок кончился тем, что я узнал от Титаренко, что вопрос о моей прописке даже еще не подымался. Т. о. разговор Старкова со мной и с тобой оказался безответственной болтовней. Я проявил выдержку и не показал вида Старкову, что знаю, что бумаги просто лежат у Тинтор. и никакой резолюции на них нет. Я дождался выздоровления Старкова и просил его завершить дело. Старков обещал и через пару дней сообщил мне, что он и еще какой-то начальник решили избавить меня вообще от моего паспорта и передали мои бумаги в НКВД на предмет снятия судимости. Я убедился, что они действительно это сделали. С тех пор я ежедневно звоню в соответствующее бюро и справляюсь о результатах, но решения все нет и нет. Сам Старков снова болеет и несколько дней не появляется на работе. Таким образом, я оказался между двух стульев и даже хуже. Жизнь воспитала меня в том направлении, что скорее следует готовить себя к худшему, чем уповать на лучшее. В связи с тем, что я безработный с 15/ΙΙ, мне трудно попасть в Ленинград, но надеюсь, что получу командировку из Лекц. бюро и буду в Лен-де в начале марта. Может быть, с 10/III мне удастся получить путевку в один из подмосковных санаториев – здоровье мое очень плохо и санаторий мне жизненно необходим, жизненно в буквальном смысле слова.
Вот, родная моя Наталинька, тревожные события, о которых я так медлил тебе писать, но должен был написать, ибо развязки еще не видно, а дольше отмалчиваться нецелесообразно. К этому добавить можно было бы еще несколько неприятных для меня вещей: книгу мою 122 Рубинштейн 123 не прочитал, за исключением раздела, посвященного Киевской Руси. Прочитанный им раздел кажется ему модернизацией прошлого под настоящее и напоминает ему, как он сказал, концепцию Грекова. Я обратил его внимание на другие части книги. Обещает их прочитать. Рукопись, посланную мной Александрову 124 в ЦК, затеряли.
