века», но некоторые поняли наполовину, а большинство на обе половины не поняли. В Красноярск я категорически решил не возвращаться. В Москву привезу часть диссертационной работы (небольшую, ибо отсутствие источников и литературы сделало невозможным продолжение и окончание работы в Красноярске. Эту часть я предложу в «Исторический журнал». Она называется «Еретические движения и русская культура XV–XVI вв.». Мне нужен такой пробный шар, который покажет, как исторические круги расценят мою работу. Кроме того, привезу одну
новую и большую работу, которую еще не называю, потому что не вполне ее закончил 97, рукопись книжки о декабристах (она печатается в Красноярске), статью о Пущине, которая должна выйти в начале мая, а также известные тебе старые работы, написанные здесь. Видел «Историч. журнал» с моей изуродованной статьей. Не понимаю, к чему мне прислали гранки, если не посчитались с моими исправлениями. Привезу также с собой новые характеристики, которые мне обещали здешние авторитетные организации. Как ни много всяческих задач и дел и перспектив, связанных с моим приездом в Москву, но главное это то, что я, наконец, буду с тобой, а на данном уровне общих условий человеческого бытия это для меня действительно самое главное, желанное и радостное.
Как, вероятно, и ты, я очень болезненно пережил смерть Рузвельта. Два раза ходил на кинофильм «Крымская конференция», чтобы запечатлеть его чудесное, милое, доверчивое, доброе, умное и даже немножко святое лицо. Не стану из уважения к памяти его характеризовать его историческое величие. Это просто непристойно, но среди цветов, возложенных на его могилу, были и мои чувства и чувства очень и очень многих небольших и рядовых людей России. Знал ли он при жизни, что это так? Хочется думать, что знал. Как бы то ни было, но поворот к будущему в общемировом масштабе уже сделан и поворота к прошлому не может быть. Вот и написал все о себе, своих и наших планах.
Любимая, у нас начнется, наконец, лучшая пора нашей жизни, нашей семейной жизни, в которой мы теперь, может быть, будем вдвоем. Время ставит перед нами этот вопрос в повелительном наклонении, и мы постараемся этим летом обеспечить необходимые внешние условия, чтобы иметь право на это самое естественное из всех прав.
Пусть эта перспектива, желанная для нас, обяжет тебя больше следить за своим здоровьем. Мне как-то жаль сегодня расставаться с письмом: пишу и чувствую нашу близость. Но написал обо всем, а писать о чувствах бесполезно, они больше всего, что можно о них написать. Целую, родная, любимая моя девочка, мой ребенок, мой друг, моя жена, мое все.
Целую. Тв. Саня.
Посылаю маленький майский подарочек.
[Наталинька, сообщи, получила ли ты мой перевод в адрес Мины 98 на 700 руб. Я его выслал на этих днях.
Ну как тебя не расцеловать на этой странице!?
Амка!]
Пришел сейчас ко мне Александр Павлович 99, который сообщает, что сейчас тронулся Енисей на четыре дня раньше срока. Он жалеет, что Енисей течет на север, а не на запад, и поэтому ограничивается письменным приветом большим и теплым.
Ерошин 100 обижается, что ты ему не написала.
№ 233. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
25.V.45 г.
Родная Наталинька,
сегодня один товарищ улетает в Москву, и я пользуюсь возможностью написать тебе несколько слов в те несколько минут, которые мне предоставлены.
Я немного задерживаюсь в связи с работой в Институте, а также со сбором характеристик и денег. Все это не так просто, как очень не просто мне было добиться вызова, а получив вызов, Райский 101 его держал больше недели под сукном и говорил мне, что вызова у него нет.
Меня, конечно, не отпускают, но дают на 1½ месяца командировку и еще на 1½ месяца отпуск. Борьба за мое невозвращение в Красноярск предстоит очень упорная. Не только Институт, но и Крайком сделают все, чтобы меня вернуть. Однако будем бороться, и у меня есть какая-то уверенность, что мы добьемся моего невозвращения в Красноярск. Много трудностей также и с характеристиками. Все меня ценят, все обещают и все боятся. Старая история! Однако соберу и характеристики и предельно авторитетные к тому же.
Наконец, материальные вопросы, которые имеют очень большое значение (мы же не знаем, когда и как и где устроимся!) также заставляют изыскивать всякие дополнительные источники. Совокупность всех этих дел меня немного задерживает, но сделаю все, чтобы быть с тобой в день твоего рождения 102.
В Москве мне предстоит еще очень много сделать по диссертации 103. Но то, что получилось, заслуживает того, чтобы продолжать работу. Может быть, осенью и закончу ее, впрочем, увидим.
За зиму написал книжку о декабристах (на 7 печ. листов) и сдал ее, а также подготовил к печати и сдал на этих днях курс русской истории с древних времен до Ивана IV. Это большой и оригинальный труд. Будет печататься в Красноярске.
Я здоров, но болен одной тоской по тебе, страшной тоской, подрывающей все душевные силы. Мы будем теперь всегда только вместе. Очень беспокоюсь о тебе, твоем здоровье. У меня все время чувство, что я как-то бросил тебя на произвол.
Целую, родная, всем сердцем был с тобой всю эту зиму и сейчас. Целую крепко.
Твой Саня.
№ 234. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
22/II 46 г.
Родная деточка, сегодня уезжает Вл[адимир] Ил[ьич] 104 и с ним и иная возможность послать тебе письмо. Сегодня меня вызывали в Наркомпрос, в отдел педвузов – там сидел Райский и объявил, что я дезертир и он собирается меня едва ли не с судом возвращать в Красноярск. Я ему сказал, что в таком случае он должен подать в суд на Потемкина 105 – все это отвратительный анекдот и не производит на меня никакого впечатления. Основной вопрос это прописка в Москве и пока он все, к сожалению, без движения, этот вопрос.
Сегодня же мне удалось говорить с одним из сотрудников по Калининскому пединституту 106, который сказал, что мое освобождение из Калинина произошло по внушению Обкома партии, который считал, что наша кафедра и без меня засорена. Если это верно, то это меня немного успокаивает – хуже было бы, если бы это случилось по внушению НКВД…
[Больше нового ничего нет. Позвони Виктору Михайловичу 107 и скажи, что я говорил сегодня, 22/ΙΙ, c Ирочкой
