не говорил Оппенгеймеру о своих планах, хотя Борейн позже утверждал, что Слэбберт "пытался поднять этот вопрос" в HFO в какой-то момент.¹⁶⁷ Этот шаг ошеломил низовых активистов Prog и разрушил моральный дух партии. Неделю спустя Борайн последовал этому примеру, усугубив удар, хотя его призывали добиваться лидерства в партии вместо Слабберта, и он недолго раздумывал над этой идеей, проверяя свою поддержку. Уход Слабберта с поля боя привел в ярость многих, и не в последнюю очередь Хелен Сюзман. В течение многих лет после этого она отказывалась с ним разговаривать. Он был, по выражению Sunday Times, капитаном, который покинул корабль на вертолете в самый разгар шторма, "оставив офицеров и команду на произвол судьбы".¹⁶⁸ Эглин мужественно пытался переждать шторм; коллеги единогласно избрали его на пост рулевого. Осматривая сцену катастрофы, Оппенгеймер выразил свое огорчение. Он сетовал на то, что уход Слабберта навредил ОФП и подверг ее "тяжелым и незаслуженным испытаниям".¹⁶⁹ Однако ОФП заверил сомневающихся, что Эглин выправит судно. Он пообещал свою поддержку старому политическому скакуну и похвалил его как "хорошего солдата", "человека мужественного, чья надежность и верность партии были испытаны в огне".¹⁷⁰ Это были прекрасные слова, но смогут ли они сплотить верных партии - это другой вопрос. Многие члены партии воспринимали Эглина как "абразивного партийного старожила", неспособного заполнить брешь, оставленную более харизматичным Слаббертом.¹⁷¹ Накануне муниципальных выборов некоторые традиционные избиратели НФП небезосновательно спрашивали, почему они должны поддерживать партию, которая не смогла вызвать доверие у своего собственного лидера.¹⁷² В итоге на выборах пришлось заплатить высокую цену. На всеобщих выборах 1987 года НФП потеряла семь мест; хуже всего то, что она потеряла статус официальной оппозиции восставшей Консервативной партии Тюрниха. Результат выборов означал, по меткому выражению Time, "крен вправо".¹⁷³
В рядах прогов царило горькое разочарование. Эглин, весь в синяках и побоях, ставший объектом многочисленных нападок, не был уверен, стоит ли ему переизбираться на пост лидера партии. Оппенгеймер хотел поступить правильно по отношению к своему союзнику, и поэтому, когда Эглин затронул тему своей отставки с Годселлом, HFO сразу же написал ему. Он хотел "убедиться", что между такими старыми друзьями, как мы, "нет никаких недоразумений по этому вопросу".¹⁷⁴ "Я всегда, с самого начала, оказывал поддержку партии и различным лидерам, которых она выбирала", - продолжал HFO; и он не собирался отказываться от этой политики сейчас. Оппенгеймер восхищался "достоинством, преданностью и мужеством" Эглина, а линия прогов во время избирательной кампании, как он заверил его, пользовалась "горячей поддержкой" HFO. Если вы готовы продолжать оставаться лидером и чувствуете, что сможете удержать партию, то, чего бы это ни стоило, я буду и дальше оказывать вам полную поддержку". Личная поддержка Оппенгеймера, очевидно, стоила очень многого. Препятствием, разумеется, было то, что после провала прогсов на выборах Эглин сомневался в своей способности увлечь за собой партию; он высказал свои сомнения старшим коллегам, и Оппенгеймеру стало известно об этом. Зак де Бир был наготове, как и в 1971 году, когда Эглин сменил Яна Штейтлера. Оппенгеймер сообщил ему, что в случае, если Эглин уйдет в отставку, де Бир будет достойным преемником: "Он мой старый и дорогой друг... и я им очень восхищаюсь. Если он будет выбран и... захочет... я, конечно, окажу ему любую поддержку в моих силах". Но пока "Проги" остаются "эффективной" партией, заключил Оппенгеймер, он будет поддерживать их независимо от выбора лидера.
Письмо было в стиле HFO. При всех тщательно продуманных оговорках, призванных успокоить самолюбие Эглина, подтекст был безошибочным: его время вышло. В июне 1988 года, когда пошли разговоры о том, что в следующем году могут состояться очередные всеобщие выборы, Эглин объявил, что уходит с поста лидера. Его сменил де Бир, а Эглин стал председателем партии. Намечались дальнейшие перемены. К 1988 году Хелен Сюзман была в парламенте 35 лет подряд. На обеде, устроенном в ее честь в марте, ХФО восхвалял "тонкий ум", "высокое мужество" и "ненависть ко всякой жестокости и несправедливости" Сюзман; она, по его словам, была живым доказательством того, что борьба за справедливое общество в Южной Африке "не была потерянным делом".¹⁷⁵ На самом деле в возрасте 71 года Сюзман чувствовала, что находится в сумерках своей парламентской карьеры. Это впечатление усилилось в апреле 1989 года, когда НФП объединилась с двумя небольшими оппозиционными группами: Независимой партией, основанной бывшим членом парламента от Национальной партии и послом в Великобритании Денисом Уорраллом, и Национально-демократическим движением, основанным другим перебежчиком из Националистической партии Винандом Маланом. Сьюзман была настроена без энтузиазма. Она не понимала, почему де Бир должен делить руководство с Уорраллом и Маланом и почему самобытность прогов должна быть погружена в переименованную Демократическую партию. Это была бы громоздкая тройка, предсказывала она. Кроме того, с точки зрения избирателей и финансовых ресурсов, НФП приносила в брак самое ценное приданое. В конце парламентской сессии 1989 года Сюзман дала понять, что не будет участвовать во всеобщих выборах в сентябре. Это был конец эпической карьеры. Сюзман стала "мировой фигурой", сказал ХФО ее преемнице в округе Хоутон Ирен Менелл, и без нее парламент будет "другим и более бедным местом".¹⁷⁷ Он повторил это послание в красивой книге-фестшрифте Сюзман под названием Values Alive.Мемориальный фонд Эрнеста Оппенгеймера и Фонд председателя совместно отдали дань уважения либеральной дуэнье, учредив кафедру политической экономии имени Хелен Сюзман в Университете Витс. Учитывая, что Сюзман восемь лет преподавала экономическую историю в Wits, прежде чем начать свою политическую карьеру, это был подходящий способ увековечить ее наследие.
Если уход Сьюзман из парламента был похож на конец эпохи, то это потому, что так оно и было - в том смысле, который ни она, ни ее коллеги-проги, не говоря уже о националистах и консерваторах, еще не могли полностью осознать. К концу десятилетия, после продолжительного периода экономического спада и политических потрясений, среди осведомленных людей сложилось мнение, что апартеид переживает последние муки. Но никто не мог предсказать развязку или предугадать, что за ней последует. За кулисами, за пределами парламентского участка, шли разговоры о разговорах, которые велись одновременно на нескольких фронтах. Каждый Том, Дик и Гарри - белые политики, бизнесмены, ученые и журналисты, как англичане, так и африканеры, настроенные на реформы, - спешили в Лусаку (или Дакар) или Лондон для предварительных переговоров с грандами АНК. Самый "тяжелый" Гарри держался в стороне. Но он признавал, что АНК - "чрезвычайно важная организация", и надеялся, что она откажется от насилия, чтобы правительство могло "найти способ договориться" с ней.¹⁷⁹
В 1988 году АНК
