опубликовал "Конституционные руководящие принципы", а годом позже принял Харарскую декларацию, в которой прозвучали обнадеживающие слова о конституционализме и правах человека. Тем временем бизнес занимался различными формами лоббирования. В Лондоне, незадолго до королевской битвы с Minorco, главный соперник Anglo, компания Consolidated Gold Fields, инициировала тайные переговоры между представителями африканерской интеллигенции и высокопоставленными чиновниками АНК, в первую очередь Мбеки. Эти переговоры, проходившие в уединенном загородном поместье Консголда, Меллс Парк, доводились до сведения главы Национальной разведывательной службы ЮАР Нила Барнарда. В Кейптауне Барнард и министр юстиции Коби Коетси с согласия П. В. Боты проложили путь в тюремную камеру Манделы, чтобы выслушать седовласого эминента и наметить условия переговоров. Однако дальнейший путь оставался туманным. Экономические санкции были кусачими, но, несмотря на четыре года беспрецедентного внутреннего и международного давления, не было никаких серьезных признаков того, что Национальная партия готовится отказаться от власти, равно как и того, что АНК готов взять ее военным путем.
В 1989 году туман замешательства рассеялся; этот год окажется самым судьбоносным в истории южноафриканской политики. 18 января П. У. Бота перенес тяжелый инсульт, хотя его серьезность - и политические последствия - станут ясны лишь позднее. 31 января Оппенгеймер выступил на Всемирном экономическом форуме в Давосе. В качестве названия своей речи он выбрал "Четыре шага к демократии".¹⁸¹ Задав вопрос, который был у всех на устах - "как... мы должны двигаться вперед?", - Оппенгеймер предложил рецепт из четырех пунктов. Во-первых, правительство должно отменить Закон о групповых районах, Закон о регистрации населения и другие законы, дискриминирующие расовую принадлежность. Во-вторых, приоритетом должно стать обеспечение равных образовательных возможностей для всех. В-третьих, необходимо обеспечить более справедливое распространение частной собственности - в первую очередь домовладений, "но также и владения акциями государственных компаний".¹⁸² В-четвертых, необходимо устранить все препятствия, мешающие развитию малого бизнеса, принадлежащего чернокожим; необходимо сделать финансирование более доступным для расширения неформального сектора. Даже для "человека из Давоса" рецепт, казалось, в значительной степени опирался на составляющие капитала. Но, отдавая приоритет экономическим соображениям, Оппенгеймер делал критически важный вывод: белые мобилизуются на политические перемены только в том случае, если - помимо гарантированных гражданских прав - им будет обеспечена экономическая безопасность. Он прямо заявил своей аудитории: правящее белое меньшинство никогда не согласится на мирные перемены, если не будет уверено, что государство после апартеида будет таким, в котором "права меньшинства и большинства гарантированы", со "свободной и динамичной экономикой, основанной на системе частного предпринимательства".¹⁸³ Короче говоря, белые не согласятся на обмен одной тирании на другую. Права группы должны быть гарантированы, - предупреждал Оппенгеймер, - но тогда принадлежность к группе должна определяться "свободным индивидуальным выбором", а не "случайностями расы и цвета кожи".
В августе 1989 года неуклонно ухудшающееся здоровье Боты привело к его отставке и замене на посту президента государства маловероятным реформатором, Ф. В. де Клерком. Голубых кровей националист и идеологический консерватор, получивший образование в африканерской цитадели христианского национального высшего образования - Потчефструмском университете, де Клерк удивил как свой собственный кабинет, так и парламентскую оппозицию своей открытостью к концепции переходного периода на основе переговоров. Де Клерк начал отвоевывать власть у секьюрократов, которые окружали Боту. Однако определяющим событием в разворачивающейся гласности и перестройке де Клерка стало падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года. Оно дало ему импульс к действию. С распадом Советского Союза и крахом коммунистического блока в Восточной Европе АНК потерял своего главного спонсора. Умхонто мы сизве лишилась военной помощи. Красная опасность была сведена на нет, перспектива "тотального наступления" уничтожена, и Национальная партия - казалось, что она сможет вести переговоры с позиции относительной силы. Смелое политическое позиционирование президента Горбачева послужило примером; оно подтолкнуло де Клерка к тому, чтобы захватить инициативу. И все же, когда 2 февраля 1990 года де Клерк вышел на парламентскую трибуну и объявил о ряде радикальных перемен, его речь поразила нацию. Это была речь, наполненная термоядерной энергией. Казалось, что все, за что ратовали Оппенгеймер и прогрессисты, может стать реальностью. Действительно, политическое пространство, которое они занимали, было колонизировано: когда две соперничающие группы националистов собрались, чтобы поговорить друг с другом, казалось, что либералы могут быть вытеснены со сцены. На самом деле речь де Клерка возвестила об "иронической победе" либерализма, поскольку либеральные идеи стали строительными блоками нового демократического порядка.¹⁸⁴ В последние годы жизни Оппенгеймер любил повторять самоуничижительное утверждение: его карьера была коммерческим успехом и политическим провалом. Теперь, в последнее десятилетие его жизни, появился шанс перевернуть этот трюизм с ног на голову.
1990-2000
Переговоры с радужной нацией
1990-1996
Речь президента Ф. В. де Клерка на открытии парламента 2 февраля 1990 года поразила мир, как удар молнии. В считанные минуты он разорвал почти всю политику своих предшественников. Де Клерк объявил о снятии запрета с АНК, САКП и ПАК. Он пообещал безоговорочное освобождение Нельсона Манделы и других политических заключенных и заявил о намерении своего правительства вести переговоры о новом конституционном устройстве. Это обращение было призвано застать АНК и Массовое демократическое движение врасплох, и в какой-то мере оно удалось. В Стокгольме президент АНК Оливер Тамбо с готовностью признал, что выступление де Клерка в значительной степени способствовало созданию благоприятного климата для переговоров. Южная Африка внезапно стала новой страной", - восторгается биограф Манделы Энтони Сэмпсон. Подполье вышло на поверхность, запрещенные люди провозгласили себя АНК... флаги развевались, а газеты публиковали фотографии Манделы". Оппенгеймер тоже был охвачен эйфорией: в возрасте 81 года, на десять лет старше Манделы, он не думал, что доживет до этих перемен. В последнее десятилетие своей жизни, спустя тридцать лет после их первой встречи, Оппенгеймер завел своеобразную дружбу с Манделой, или "Мадибой", как его стали называть в мире, по имени его клана кхоса. Оппенгеймер был невосприимчив к "магии Мадибы" - доброй воле, которую излучал и распространял Мандела, заклинанию, наложенному его личным магнетизмом. Она служила своего рода месмерической анестезией, притупляя расовую травму прошлого и ослабляя муки рождения новой нации. Если в 1961 году Оппенгеймера поразила властная атмосфера Манделы, то теперь он был захвачен его "очень большим обаянием"².
Надеялся ли Оппенгеймер накануне Ухуру застраховать свою экономическую империю от политического возмездия? Активно ли он обхаживал и кооптировал Манделу, вероятного президента, чтобы сохранить основы старого расового порядка в грядущей нерасовой демократии? Часть АНК считала именно так: в более поздние годы расовые националисты партии - и даже некоторые члены партнерских организаций "Трехстороннего союза", Cosatu и SACP, - говорили о новом гонителе, "белом монопольном капитале".
