шепот: “Он здесь, вы видели, в каком он настроении?”» Среди сотрудников было ощущение, что ему не хватало драйва. «Лично я, – вспоминал один из них, – чувствовал, что если бы Клод не был так погружен в собственную жизнь, он мог бы что-то изменить в магазине».
Когда Пьер столкнулся с ужасной экономической ситуацией в 1930-х годах, он отменил свой отпуск, чтобы сосредоточиться на бизнесе. Для Клода 653 Пятая авеню не была на первом месте, и тяжелая обстановка была бременем, от которого он хотел избавиться. И пока он мчался по склону Кресты в Санкт-Морице или наслаждался коктейлями в Париже, у его сотрудников крепло ощущение, что боссу просто надоело управлять бизнесом. Подозревали, что в один прекрасный день он продаст наследство своего дяди. Теперь, когда условия на рынке становились все сложнее и сложнее, об этом заговорили вслух.
Ротшильды в ювелирном деле
В декабре 1962-го, через 53 года после основания Cartier New York, семья узнает, что филиал продан. В течение 115 лет Cartier была семейной фирмой. Луи-Франсуа и Альфред, затем три брата пережили многое, чтобы оставить наследство следующему поколению. Но Клоду, оторванному от жертв, принесенных предками, и разочарованному годами споров о завещании отца, не хватало чувства семейного долга. Новость о продаже не стала для Пьера полным шоком. В прошлом месяце, когда до него дошли слухи о возможной продаже, он поговорил с 40-летним внуком Луи. Рене-Луи Ревийон, сын Анны-Марии, согласился лететь в Америку, чтобы встретиться с Клодом. Пьер, подозревая, что Клод скорее примет предложение Рене-Луи, чем его самого, хотел выяснить, не передумает ли племянник насчет продажи или, по крайней мере, не продаст ли бизнес кому-то из членов семьи. Вместе они будут сильнее, утверждал он.
Через шесть дней после отъезда Рене-Луи из Парижа в Нью-Йорк он телеграфировал Пьеру, подтвердив, что акции Клода в Cartier Inc. были выставлены на продажу. Они, возможно, могли бы сделать предложение, но им не хватало времени и мешало наличие другого претендента. Переговоры Клода о продаже с другим покупателем шли уже полным ходом, и он не склонен был их замедлять. Но самым большим разочарованием стало то, что Клод не заинтересован в продаже фирмы членам семьи. Может быть, шесть лет назад на его свадьбе и был момент воссоединения, но с тех пор разногласия обострились.
Переговоры с покупателем проходили тайно: практически все – от членов семьи до сотрудников – были в неведении как до продажи, так и сразу после нее. «В среду я попытался незаметно получить кое-какую информацию в магазине, – писал один из сотрудников, – но, похоже, никто ничего не знает. Мы плаваем в неопределенности». Жан-Жак и Пьер, как и все остальные, узнали подробности продажи, только когда они появились в прессе.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
О продаже нью-йоркского филиала я узнал только после того, как она состоялась. Три брата поклялись, что если один из них когда-нибудь захочет продать свою ветвь, он должен сначала предложить ее другим. Это было законом. Клод должен был сначала предложить продажу члену семьи.
«Ювелирный магазин Сartier продан группе Black, Starr and Frost» – таков был заголовок в The New York Times 4 декабря 1962 года. Статья с подзаголовком «Приобретение корпорации синдикатом» содержала основные факты продажи, но не сообщала о финансовых условиях. В статье говорилось о том, что уже некоторое время «Клод Картье был заинтересован в продаже магазина на Пятой авеню и возвращении в Париж»; продажа «не затрагивает магазины Cartier в Париже и Лондоне, которые остаются в собственности семьи Картье».
Фирма Cartier оказалась в новых для себя условиях. Когда Пьер разговаривал с племянниками после войны, он пытался внушить им важность действий в единстве с другими ветвями, объясняя, что лишь вместе они – могучая сила. Теперь, когда остались две из трех ветвей, семейный бизнес потерял опору.
Синдикат, который купил нью-йоркский филиал, состоял из трех владельцев. Только один из них, Эдвард Г. Гольдштейн, был в ювелирном бизнесе – «Бостонский ювелирный дилер с широкими интересами». Двое других были финансовыми инвесторами: Бенджамин Свиг – девелопер, владевший отелем Fairmont в Сан-Франциско, а Ramco Enterprises Inc. – диверсифицированная холдинговая компания, которой принадлежали торговый центр и текстильные фабрики. Этот же синдикат купил ювелирную компанию Black, Starr & Frost Ltd. за год до этого. В новом заявлении они ясно дали понять, что Cartier останется «независимым предприятием». И подтвердили, что Клод остается президентом.
«Cartier в ювелирном бизнесе означают то же, что Ротшильды в банковском деле», – писал журнал The Time десять дней спустя в статье, которая попала к Жан-Жаку в Лондон:
В красивом особняке на Пятой авеню продавцы никогда не навязывают товар; они осторожно «предлагают». На прошлой неделе Cartier на Манхэттене объявил о своей самой большой продаже. По цене от 4 000 000 до 5 000 000 долларов специально созданный инвестиционный синдикат приобрел у семьи Картье большую часть акций магазина. С традиционной сдержанностью ювелира высшего общества, Cartier не будет обсуждать условия сделки, а только скажет, что 37-летний Клод Картье, племянник основателя Cartier New York, останется президентом компании. Однако не требуется ювелирной лупы, чтобы понять, что у Cartier может измениться характер.
Как только об этом стало известно, в семью посыпались письма. «У меня тоже случилась небольшая депрессия, – писал один из друзей Пьеру. – Я думаю, что [фирме] очень сильно не хватало вашего присутствия и руководства». Пьер ответил с меланхолическим смирением, показывая, что известие о продаже не удивило его, хотя «конечно, мне было очень грустно, что компания, которая имела большой успех, покинула семью».
Среди персонала царили гнев и печаль. «Мне горько и грустно, – написал один из сотрудников Пятой авеню. – Я думал, что эта великолепная организация переживет меня». Как при любой продаже, возникало понятное чувство тревоги за будущее: «Я уверен, что они сметут мертвый лес». Но первым ушел сам Клод. 4 февраля 1963 года, через три месяца после продажи и через четырнадцать лет после того, как стал президентом Cartier New York, он подал в отставку. Перед отъездом Клод зашел к Альфреду Дюранте, чтобы сказать ему, что у него есть работа на всю жизнь. Клод записал в договоре о найме, что никто никогда не сможет уволить молодого дизайнера – последний жест доброй воли со стороны противоречивого человека. «Зачем он это сделал? – удивлялся позже Дюранте. – Понятия не имею, мне тогда было всего 23, и я все еще учился у других дизайнеров. Но я обязан ему своей карьерой». 21 февраля Клод в последний раз прошелся по шоуруму и мастерским, попрощавшись и пообещав скоро вернуться и навестить их. Мало кто ему поверил.
Невозможно поверить
В доме 13 по Рю де ла Пэ новость о продаже Cartier New York была встречена старшими сотрудниками с недоверием. Те, кто
