И я повторяю: даже те, кто заявлял о своем согласии с партией, неизбежно становились жертвами деспотического режима. Его игрушкой. А игрушкам грехопадение неведомо.
Кстати сказать, нежелание А. Твардовского встретиться с Ал. Соболевым имело продолжение, проистекающее, надо полагать, из этого нежелания. Что мешало, а ведь что-то мешало журналу «Новый мир» поинтересоваться содержанием поэтического портфеля автора «Бухенвальдского набата», а это было бы, безусловно, небезразлично для читателей. У меня нет точного ответа на этот вопрос. Есть факт. И варианты его толкований не в пользу журнала и его главы. Тут А. Твардовский от правды партии не отступил ни на полшага.
ПУТЬ К «БУХЕНВАЛЬДСКОМУ НАБАТУ»
Он начался в годы Великой Отечественной войны, которую, как скажет поэт Ал. Соболев о себе, он не в мягком вагоне проехал. Пережитое в годы фронтовые (частично я говорила об этом раньше) вылилось в трагические строки.
.. .На той войне я был солдатом и с бойни той пришел назад.
Какую я тянул упряжку
сквозь дождь и снег и день и ночь!..
Сказать, что это было тяжко - неправда: было мне невмочь.
Такого адского накала не смог бы выдержать металл.
Но чудо!.. Я не умирал, и начиналось все сначала: и рукопашные бои, и бездорожные дороги...
Иду, мои и не мои тяжелые ступают ноги.
Так от утра и до утра пехота не сбавляет шагу, и с ходу, с криками «ура!» - штыки вперед, вперед в атаку!
Смерть не взяла - опять вперед, а коль взяла - так твой черед...
Это война - «глаза в глаза». Но в какой-то момент рядовой пехотинец Соболев словно поднялся высоко над гигантским пространством военных действий от юга до севера западной части страны. И то, что «увидел», представил себе на примере малой части необъятного поля брани, навсегда отвратило его от войн, от причин их возникновения. Мысленный взгляд с высоты не смог различать границы, разделяющие государства, виделось другое: кровавое взаимоуничтожение людей, беспощадных в азарте истребления и к беззащитной, величавой, прекрасной природе-матери, первоисточнику всего живого, хрупкой, легкоранимой среде их обитания. Поля со вздыбленной, изуродованной поверхностью, обгорелые, искалеченные леса... Не этими ли картинами навеяны строки поэта:
Земля - наша добрая мать, без нее - ни дышать и ни жить.
Землю нельзя просто топтать,
Землю надо любить.
Посмотри и увидишь вокруг, как хлебами обильны поля.
Кто твой кормилец и лучший друг? - Щедрая наша Земля.
Она все богатства свои для тебя припасла, человек.
В сердце твоем и твоей крови свежесть лесов и рек.
Она в светлый день и во тьме служит верной опорой твоей.
Как же ты смеешь в здравом уме Гибель готовить ей?!
Земля - наша добрая мать, без нее - ни дышать и ни жить.
Землю нельзя злобно терзать,
Землю надо любить.
Не будет ошибкой сказать о том, что именно во фронтовые годы впервые и на всю жизнь Ал. Соболев осознал себя гражданином и патриотом всей планеты Земля, а не части ее поверхности, ограниченной условными рубежами. Это, конечно, нашло отражение и в его поэзии, где преобладают общечеловеческие, общеземные умонастроения, где чаще и убедительнее звучит голос сторонника всеобщего замирения, слышнее обвинительные слова против войн.
Опыт минувшей войны, напряженная международная обстановка, неутихающая «холодная война» подсказали страшный вывод: миром правит властьимущее Безумие. В середине XX века в руках всемогущего Безумия оказалось оружие неведомой ранее человечеству разрушительной силы - ядерное, средство, как понимал поэт, способное уничтожить все живое на Земле, превратить цветущую планету в безжизненную пустыню, покрытую пеплом.
...Отныне по Земле шагает Бог - раскрепощенный человеком атом.
Что принесешь ты миру, божество, - иль смерти мрак, иль жизни торжество?
Взрывы в конце Второй мировой войны небольших по теперешним меркам атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки породили тревогу за будущее родной планеты - общего дома всех землян. Воображение поэта дорисовало жуткую всеземную картину смерти и запустения как дело рук человеческих.
Не сатана, несущий зло вовек, не ценящий живое и в полушку, а человек,
подумать -
человек! - свой дом - свою планету «взял на мушку»...
Так кто же, кто же этот лютый он, какая в нем таится злая сила, кто заготовил страшного тротила на каждого живущего - вагон?!
(В какой-то период соревновательного ядерного вооружения промелькнула информация о подобной эквивалентности.)
.. .А мы, народы, разве мы стада, готовые безропотно к убою?!
.. .Ведь только мы, народы, только мы, за нашу Землю мы одни в ответе.
Как продолжение этой мысли возникает острейшая потребность: привлечь внимание всех людей к угрозе возможной ядерной катастрофы, неустанно напоминать, твердить живущим на Земле людям о необходимости повсеместного незамедлительного запрета производства ядерного оружия и тем более его применения, о важности согласованных общих действий в пользу мира. Не следует забывать, что в годы «холодной войны» использование ядерного оружия в качестве последнего аргумента в международных спорах не казалось таким уж невероятным. Взрывов над Хиросимой и Нагасаки будто и не бывало. Дезинформация порождала даже некое благодушие, словно речь шла об обмене ударами всего-то небольшими палками, так... ерунда. Ужасающие разрушения и жертвы в этих городах, казалось, никого ничему не научили, по крайней мере так было в СССР с искаженным от неведения общественным мнением. Мне неизвестно, что писала о взрывах атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки западная пресса - доступа к ней в коммунистические времена не было. Но отклики советской прессы иначе как хитро-подлыми не назовешь. Много и многословно кричали со страниц газет о злодействе, бесчеловечности американских империалистов, рассказывали с душераздирающими подробностями о последствиях преступной акции американской военщины, приводили ошеломляющие числа погибших, сгоревших. Советские СМИ говорили и о смертельных дозах радиационного облучения. Но нигде и ни разу о том, что это поражение - с продолжением на годы, на десятилетия - лучевая болезнь... Неизлечимая, смертельная. Цель такого умышленного «смягчения» результатов ядерного поражения - одна, но от этого не менее пагубная - притупить бдительность людей, исподволь заставить смотреть на ядерное оружие шапкозакидательски, по-младенчески легкомысленно. Мол, тихо, все в порядке, без паники!
А еще я назвала репортажи о взрывах над японскими городами хитро-подлыми потому, что они не настораживали общественное мнение в СССР (если оно было) против ядерного оружия. Полностью отсутствовал в советских газетных отчетах о Хиросиме и Нагасаки протест против ядерного оружия, решительный, безапелляционный, требование общего безотлагательного запрета на него во всех странах, на вечные времена.
