Как раз последнюю начали поднимать, когда командир нашей части подъехал. Пронаблюдал технологию в деле, одобрил и утвердил. Доволен, должно быть, началом работы остался, помощи больше не предлагал.
И так — все восемь.
В шести по пятнадцать бомб оказалось, в двух — по четырнадцать. Всего — сто восемнадцать. Не считая зарядов в ящиках.
Понятно, что остальные разбирать уже было проще. Только внимание для минера — условие жизни. Ни на секунду нельзя его ослаблять, если руки при деле. Мало ли, что в предыдущих колодцах сюрпризов не встретилось, например, в первом слое, разве мешало это их встретить в любом другом? Тем более, что в сжатый срок снаряжались, одновременно, разными группами гитлеровских минеров, любая инициатива возможна была.
Однако все обошлось. Сказалась любовь их к стандарту, как объяснил Володя, пробывший под оккупацией несколько месяцев.
В срок обещанный уложились.
Правда, и похудел я за эту неделю килограммов не меньше уж как на пять. Весь день по пояс в грязи ледяной тяжелой атлетикой занимаюсь, а вечером оцепление расставляю, иду добычу свою взрывать. Вместо отдыха это мне было. Всю неделю перед закатами гром громыхал верст на десять, считай, в округе. Огромные котлованы образовались на пустыре — для осушения почвы подспорье, как председатель колхоза полушутя сказал.
Кончили мы свое дело, сдали участок дорожникам. Затрамбовали они по всем правилам опустевшие гнезда, заасфальтировали проломы, вновь загудела великая магистраль...
Через год-полтора проезжал я там как-то — уже и заплат не увидел. Остановил машину, вернулся, еще поискал. Нету — асфальт сменили.
— Потеряли что, товарищ старшина? — шофер спрашивает, когда обратно в кабину уселся.
Что ему скажешь? Парнишка молоденький, первого года службы.
— Наоборот,— говорю,— нашел.
— Что? — любопытный тоже попался. — Или секрет?
— Да нет, — отвечаю.— Орден нашел здесь. Вот этот, — пальцем указываю колодочку на груди.
Он на мою грудь смотрит, я машинально смотрю на его. И вдруг замечаю вокруг одной пуговицы рельефчик...
Вот так и сравнение родилось, которым рассказ я начал.
Много их накопилось за тридцать-то лет, разных случаев интересных. Но вспоминаются чаще не те, что трудней и что жизни больше грозили, а что еще с чем-то связаны были, даже с забавным порой.
Ну вот, например, вызывает меня однажды сам командир части. Замполит тут же. Недавно сравнительно было, в семьдесят третьем, в апреле.
— Присаживайтесь, Василий Яковлевич,— по-домашнему приглашают,— вопросик к вам есть один. К архитектуре вы как относитесь?
Ну, понятно, соображаю. Ага, старшим, верно, назначить хотят на строительство гаража: туго идет там дело. Напрямик приказать неудобным считают — подразделение как-никак на руках. Образцовое, между прочим.
— Излишество это, по-моему, для сапера, — насколько возможно не торопясь отвечаю,— в нашей-то должности...
Вроде попал. Переглянулись, сощурились с интересом.
— А? — командир кивает.— Видали, майор? А говорят, опровергнута телепатия! Чуть-чуть лишь ошиблись, Василий Яковлевич: на гараж Овчаренко пойдет. А что излишество — это точно. И что саперу оно ни к чему.
Молчу, что тут скажешь. Спасибо пока и на том. У Овчаренки-то, кстати, и люди сейчас в расходе, в том числе и на гараже.
Посмеялись, еще задают вопросик.
— Вам ведь, Василий Яковлевич, — замполит уточняет,— в госпитале в Ярославле не раз доводилось бывать?
Как не бывать. Госпиталь наш, окружной, на комиссию, случалось, отвозил солдат, больного совсем недавно. Самому, правда, лечиться не приходилось, местной санчастью пока обходился вполне.
— А церковь там рядом, внимание не обратили? На площади, возле сквера, с другой стороны?
— Видел, наверно, — опять же не тороплюсь. К чему замполиту интересоваться церквами?
— Ну как же, — вздыхает, — замечательный храм! Семнадцатый век, памятник архитектуры!
И рассказал наконец, что по телефону передали из Ярославля.
— Дало, Василий Яковлевич, сугубо добровольное. Случай ответственный, у всего города на виду. Потому и пригласили вас, хоть понимаем, что вам и по должности...
Эх, не умею я своей мимикой управлять. Перед строем-то даже и очень, и вообще во всех случаях, определенных уставом, а вот в таких...
— Ну-ну, — засмущался и замполит, — не обижайтесь, пожалуйста... Обязанность наша напомнить. Человек вы не молодой... Елене Николаевне как скажем?
Жене моей, то есть. А что говорить? Служба есть служба. Командировка.
— Все равно же, — смеется, — узнает потом из газет!
— Из газет, — отвечаю, — приятней. Тем боле — потом.
Выехал так, чтоб к утру быть на месте. Прихватил с собой опытного минера сержанта Ивана Сланко и рядового из молодых, назову его здесь условно Грачевым. Взяли что надо из снаряжения, оделись, чтобы полегче и потеплей.
Приезжаем — к церкви не пропускают, оцепление выставил гарнизон. Осматриваюсь, пока время. Площадь неправильной формы, справа — сквер со взрослыми тополями, старинное здание госпиталя врезано в него углом. Больных из этого крыла уже выселили, сказали; жилых домов поблизости нет. В углу площади — черные «Волги», ухоженные до зеркального блеска, военные вездеходы; перед церковью небольшая толпа. Городское начальство, догадываюсь, офицеры военкомата и гарнизона. Обернулись, махают — ждем!
Обстановочка...
Подгоняю свой виды видавший газик к блестящим машинам, подхожу, представляюсь.
— Здравствуйте, здравствуйте! — как знакомому руку жмет подполковник. — Много слышал о вас, читал. Потому и просил, чтобы вас командировали.
Вот те раз! А я-то себе рисовал всю дорогу: офицера, скажут, мол, не прислали...
— Во, — протягивает бинокль, — взгляните! С гражданской сидит. Если б не реставраторы, и еще бы полвека никто не заметил!
Кивает на ближнюю башню неопределенно. Соображаю — испытывает. Пятнышко одно круглое взял на прицел, но мало ли их там. Делаю вид, что ищу, сам на солнце кошусь одним глазом — вот-вот из-за облака выглянет. Вышло, ага. И в тот же момент треугольник сбоку пририсовался к кружку.
— Ну и кирпич... — удивляюсь как будто бы про себя. — Даже и хвост спрятать не дал!
— Каленый кирпич,— подтверждает один из гражданских — так, будто сам и калил. По-своему как-то его называет.
Военком улыбается: во, видали?
Церковь оглядываю вблизи. Красивая, правда. Бронзовая табличка вделана в стену: памятник, все, как сказал замполит. Об одном позабыл лишь — что персональная поступила заявка. Эх, товарищ майор... Вон же ясно написано: охраняется государством. А сапер кому служит?
