Он, являясь одним из убежденнейших проповедников целесообразности перенесения некоторых восточных приемов живописи в русское искусство, начал практически осуществлять и применять это и в своих первых театральных работах. Якуловские грезы и фантазии находили отклик в сердцах и художников и зрителей, особенно молодежи» (В. Лобанов. Кануны).
«Я меньше помню произведения Якулова, чем его самого. И темперамент его, и лицо – все было типично для его родины – Армении, и вспоминались веселые сатиры на древнегреческих вазах. В его лице, фигуре, движениях была непреодолимая привлекательность. В общепринятом понятии красавцем он не был, но я считала его „некрасивым красавцем“ – его интересно было рассматривать, и что греха таить, я его побаивалась и избегала общаться из боязни влюбиться в него и… конечно, страдать. …А женщин он покорял запросто.
Он был в хорошем смысле богемой, и я бы сказала – парижского толка. Богемой по образу жизни, по складу души, ума и отношению к людям и искусству. Он не был художником-схимником и подвижником – был талантливым преуспевающим профессионалом. Всегда острый, мобилизованный на споры об искусстве, на выдумки, пирушки и доброту. Человек компанейский, веселый, циник, чаровник. Умел не по-торгашески и без унижений устраивать свои денежные дела, но всегда, всегда – художник!» (Вал. Ходасевич. Портреты словами).
«Не в пример большинству живописцев, Якулов обладал даром обобщения и умел связно излагать свои мысли.
У него была своеобразная гносеологическая концепция, противопоставлявшая искусство Запада как воплощение геометрического мировосприятия, направляющегося от объекта к субъекту, – искусству Востока, мировосприятию алгебраическому, идущего от субъекта к объекту. Именно ему принадлежит указание на это в совместно выпущенной нами декларации [„Мы и Запад“, 1913. – Сост.], точно так же как и противоположение территориального искусства Европы строящемуся на космических элементах искусству России» (Б. Лившиц. Полутороглазый стрелец).
«Жорж всегда был денди. Выступал ли он на выставках, бывал ли он у знакомых, говорил ли он с трибуны, он всегда был уверен, и, право, его путь был окрашен цветами радужной удачи.
…Когда началась война, Жорж, уже проделавший японскую кампанию, надел белые перчатки и обещал в этих перчатках войти в Берлин. Он взял крохотный чемоданчик и две смены белья:
– Я куплю себе новое белье через две недели в Берлине!
…В одной из стычек на опушке леса, когда солдаты не пошли цепью, Якулов, которого все солдаты безумно любили, медленно встает во весь рост, надевает свои неизменные перчатки, берет стек и без оружия двигается на немецкие окопы. Он никого не звал за собой. Он уже не верил в победный конец, он не шел „за бельем“ в Берлин, он просто не понимал чувства страха.
Через миг он лежал с пробитым легким. Пуля была разрывная» (В. Шершеневич. Великолепный очевидец).
«Георгий Богданович был милейшим человеком, но с деньгами обращаться не умел. Сколько бы у него ни было денег утром, к вечеру он ухитрялся их куда-то рассовать, очень мало тратя на себя. И, делая большие глаза, говорил: „Где же они? Черт возьми“ (это была его любимая поговорка). Когда он говорил „черт возьми“, голова уходила в плечи, на лице появлялась удивленная улыбка, все завершал жест разводящихся рук и слова: „Говорят, деньги – вода, врут, деньги – порох, вспыхнут и нет“.
…Якулов окончил Лазаревский Восточный институт. До войны 1914 года бывал часто за границей, дружил с парижскими художниками.
Ему близка была древняя и современная, особенно народная, армянская культура. Первым его сознательным увлечением, оставшимся навсегда, был итальянский Ренессанс. Затем, во время войны с Японией – Якулов был офицером, – он познакомился с китайской и дальневосточной художественной культурой. Любовь к искусству Африки была заронена, вероятно, увлечением на Западе конголезской скульптурой. Под такими разными влияниями Якулови сформировался как оригинальный, неповторимый художник.
Георгий Богданович очень чувствовал героику и патетику и был темпераментным художником. Человек он был общительный, остроумный, очень даровитый, отлично знал историю изобразительных искусств, литературу.
До революции Георгий Богданович выставлялся в „Голубой розе“, группировавшейся вокруг журнала „Золотое руно“.
…Якулов выступал с Шершеневичем и Мариенгофом на диспутах и принимал участие в журнале „Гостиница для путешествующих в прекрасное“, а когда имажинисты отделились от поэтов при „Союзе“ и перебрались в кафе „Бим-Бом“ на Тверской улице, то по эскизам Якулова отделывалось помещение, и очень интересно и необычно была решена вывеска: на полированной фанере был изображен в облаках Пегас и вокруг затейливым шрифтом написано „Стойло Пегаса“» (В. Комарденков. Дни минувшие).
ЯКУНЧИКОВА (урожд. Мамонтова) Мария Федоровна
1864–1952
Художница. Участница Абрамцевского художественного кружка. Занималась вопросами кустарного производства и прикладного искусства. Награждена была золотой медалью на Всемирной выставке в Париже (1900) за устройство павильона изделий русских кустарей.
«[Она была женщиной] талантливой, разбиравшейся в искусстве и умевшей отличать подлинное от фальшивого, серьезное от пошлого.
…Она всегда была во власти какой-нибудь художественной идеи, отличалась кипучей энергией и вечно что-то организовывала. Так, всецело ей обязана своим возникновением и организацией замечательная кустарная выставка в Таврическом дворце 1902 года» (И. Грабарь. Моя жизнь).
«По средам бывали мы иногда на приемах у нашей кузины Марии Федоровны Якунчиковой, рожденной Мамонтовой, блестящей, умной и талантливой молодой женщины, с которой мы впоследствии очень сблизились. Там бывало очень много народа – художников, артистов и просто светских людей.
…М. Ф. была очень дружна с Натальей Яковлевной Давыдовой, талантливой художницей. Они обе вместе работали по русскому кустарному делу и очень дополняли друг друга. Все рисунки создавала Н. Я., все изобретала она, а М. Ф., благодаря своему уму, вкусу и энергии, умела широко поставить дело, организовать выставки. По рисункам Н. Я. устроили мастерскую в Тамбовской губернии, деревне Соломенке, где ткали прелестные ковры и делали вышивки всех родов. На всемирной выставке в Париже М. Ф. и Н. Я. организовали Русский кустарный отдел. За это М. Ф. получила французский орден» (М. Морозова. Мои воспоминания).
