мелодия не в вашем вкусе, подите и проведите свободное время в другом месте; свобода без тренировок становится подобна необученному спаниелю – тупеет и хиреет; так что потренируйте ее, сэр, потренируйте, в тренировке весь фокус.)
* * *
А мы? Мы, через много лет, возвращаемся к нашим героям, и что же мы видим? Конечно, не Йорика, который давным-давно слег в могилу, а ТЕНЬ ЙОРИКА.
Ей, похоже, теперь все равно, за кем охотиться, и она охотится за кем ни попадя, норовя немедленно проникнуть жертве в мозги, и потому можно смело сказать, что теперь-то Йорик уж точно не в своем уме… О Читатель, совсем что-то неладно стало в Эльсиноре! Гертруда, таким убийственным образом “избавленная” собственным сыном от не-убийцы мужа, во все долгие годы царствования короля Клавдия оставалась безутешной. (Тут моя версия всерьез расходится с версией мастера ЩЕЛКОПЕРА, откуда следовало бы выбросить по меньшей мере один трагический монолог. Но чтобы его все-таки сохранить для будущих поколений, предлагаю считать, что за давностью лет истина слишком потемнела, чтобы ее разглядеть, что доказательств нет и выяснять подробности бессмысленно, и потому все имеющиеся варианты имеют право на существование.) Или же могу предложить еще одну свою версию: проходит много лет, королева Гертруда наконец выходит замуж за Клавдия, Гамлет этим событием раздражается, и время в его раздраженном мозгу смещается, так что позднее детство и ранняя юность промелькнули для него не более чем за два месяца (ах нет, кажется, даже меньше… Понять его легко: разве они не вместились только что в короткое мгновение, за которое лично я всего-то и успел, что спеть себе под нос там-пампам? Разве не промелькнули они и для вас, пока вы ходили выгуливать Свободу, эту сукину дочку? Если вы согласны со мной, то в таком случае теперь у вас вместо одного безответного вопроса два – ну и, надеюсь, достаточно?).
Итак, как я уже и сказал – Гертруда выходит замуж! И эта бездомная тварь – Ревность покойного Йорика – покидает мертвое тело, подыскивает себе новое пристанище и выбирает Гамлета. Теперь – сюжет вытекает из Замысла – Клавдия легко можно представить убийцей, сначала оболгавшим шута, чтобы ложь подобно камуфляжной сети – или гобелену? – скрыла истину от чужих глаз, и казнившим его ради той же цели. Следом за Ревностью, пробужденной Свадьбой, просыпается и бродит по укреплениям Эльсинора Дух Убийства, которого и видит молодой Гамлет, снедаемый сыновней любовью.
Но зовут-то этого Духа Гамлетом, и обвинитель быстро превращается в обвиняемого. Тень свершенного преступления следует за ним по пятам, рассудок принца не выдерживает. Гамлет, насколько вам известно, скверно обходится с собственной Офелией; воспоминания его путаются, раз и навсегда смешав образ невесты принца с образом невыносимо страдавшей (а также не менее невыразимо благоухавшей всеми запахами своего времени) жены Дурака, и в конце концов он, обративший однажды Речь в Яд, сам пьет из отравленного кубка, и Призраку мертвеца приходится подыскивать очередного носителя, каким оказывается давно не приглашавшийся отобедать, но тут вдруг появившийся Фортинбрас, который и прибирает к рукам снова осиротевшую Данию.
* * *
Из всей компании в живых остается один только сын Йорика, который оставил сцену, где развернулась столь трагическим образом семейная драма, и ушел бродить по белу свету, исходив его вдоль и поперек, на восток с запада и обратно, оставив повсюду на память о себе свои семена, и оттого повсюду во всех западных и восточных странах поднялась молодая разноцветная поросль, и все веселые его последыши и потомки и по сей день рассказывают на все лады историю, пересказанную скромным ПИСЦОМ, чья принадлежность к нашему роду подтверждается фактом, коим мы печально известны (пора уже в этом признаться), а именно стремлением обнародовать самые что ни на есть пикантные подробности Драмы, названной учеными мужами в умных книгах шантиклерикальной, а также контаурической.
Которая на самом деле, то есть в действительности, есть не что иное как обыкновенные ВРАКИ, и вот на этом признании, не петушась и не бычась, позвольте откланяться и завершить мой рассказ.
Покупатели, собравшиеся здесь на торги, где будут выставлены волшебные башмачки, мало напоминают обычных завсегдатаев аукционных залов. Устроители Аукциона, заблаговременно и широко осветив предстоящее событие в прессе, подготовились к любым неожиданностям. Народ в наше время не любит слишком высовываться, но устроители предположили – и оказались правы, – что на этот раз награда, предназначенная для победителя, заставит многих забыть про осторожность. Сегодня здесь ожидаются бурные страсти. Потому, помимо стандартных удобств, призванных обеспечить комфорт и безопасность почетных гостей любого аукциона, на случай, если вдруг кто-то почувствует недомогание физическое, в туалетах и вестибюлях установили огромные бронзовые плевательницы, а в неоготических исповедальнях – кабинках, расставленных по залам Аукциона со стратегической точностью, – на случай недомоганий душевных усадили психиатров самого разнообразного толка.
* * *
Почти все мы в наше сложное время чем-нибудь да хвораем.
* * *
Священников на Аукцион не допустили. Устроители четко обозначили границы. Священники расположились в тех из близлежащих зданий, где вид их был более привычным, на случай, если вдруг произойдет выброс какой-либо психической энергии или всплеск массового безумия, в надежде, что они с этим справятся.
В боковых улочках сосредоточились бригады акушеров и отряды полиции специального назначения со щитами и в шлемах, готовые мгновенно вступить в действие, если от перегрузок нервной системы кто-то неожиданно отправится на тот свет или, наоборот, родится. Заранее составлены списки контактных телефонов ближайших родственников участников торгов. Заготовлены комплекты смирительных рубашек.
* * *
Смотрите, как сверкают рубиновые башмачки за пуленепробиваемым стеклом. Никто не знает предела их возможностей. Вполне вероятно, его не существует.
* * *
Среди покупателей мелькают лица известнейших звезд кино – все они явились сюда при полном сиянии ауры. В аурах кинозвезд, разработанных при участии мастеров прикладных психотехник, сверкают золотые, серебряные, платиновые и бронзовые блестки. У тех же, у кого амплуа негодяев, аура зла – мерзко-зеленая, горчично-желтая или чернильно-красная. Если кто-нибудь из гостей случайно заденет бесценную (и очень хрупкую) ауру кинозвезды, тогда стражи порядка мгновенно сбивают посетителя или посетительницу с ног, выволакивают на улицу и заталкивают в специальный фургон. Таким образом, толчея в Большом зале Аукциона становится, пусть не намного, но все-таки меньше.
* * *
Фанаты, которые сходят с ума по реликвиям, были, есть и всегда будут непредсказуемы; вот только что одна такая полоумная, вынырнув из толпы, прилепилась губами к прозрачной витрине, где
