В больничной палате мы отмечаем 8 июля – день рождения Жанны. «Нет сомнений, – говорю я, – это самый экзотический антураж, в котором тебе когда-либо приходилось праздновать». Я украшаю комнату нашими семейными фотографиями, распечатанными на обычной офисной бумаге. Привожу обед из ее любимого ресторана и, не изменяя ее вкусам и, разумеется, традициям, – шампанское. На этот раз безалкогольное, детское. К тому дню рождения, еще задолго до всех событий, я заказал для Жанны именные часы. Она давно о таких мечтала и была совершенно счастлива, открывая коробку. Но, надев их, мы увидели, что запястье и кисть настолько похудели, что часы просто соскальзывают с руки. Не страшно. Жанна положила их на тумбочку возле кровати и пообещала никогда с ними не расставаться.
Там же, рядом с часами, лежал и ее российский телефон, который начинал звонить все чаще. Слишком надолго исчезла она из поля зрения, слишком давно не выходила на связь. В конце лета Жанну ждут на музыкальном фестивале в Юрмале. Вскоре назначены съемки в кино. Поступают всё новые и новые предложения по работе. Однако звонки остаются без ответа. Жанна просто не в состоянии говорить. Трудно физически. Да и сказать-то нечего. Что она может ответить? Только в первые дни в госпитале нам казалось, что всё скоро образуется. Однако сейчас уже понятно: предстоит долгий путь, лечение не будет быстрым. Видя самые важные из звонков, она просит меня что-то придумать. Растерянно поднимаю трубку, деликатно, безо всяких деталей пытаюсь объяснить, что жене нездоровится, возможно, потребуется чуть больше времени, чем она рассчитывала, чтобы восстановиться после родов. Возможно, она не сможет принять приглашение, приехать, выступить. Волноваться нет причин… и прочее, прочее, прочее.
Мы боимся, что новость о ее болезни просочится за стены больничной палаты, и тогда, нет сомнений, молва и коллеги по цеху молниеносно разнесут ее как чуму. Еще хуже, если выплывет заголовками на обложки газет, в переходы метро, на телеэкраны, и тогда о приватности можно будет забыть. В те дни мы еще хранили робкую надежду на то, что Жанна сможет встать на ноги, прийти в себя, вернуться на сцену, выкарабкаться из цепких лап рака. А когда это произойдет, она сама решит, кому и о чем рассказать. Главное, о чем мы мечтали тогда, – сконцентрироваться на лечении, не желая делиться этим ни с кем. На это просто не было сил. Но то, что знают двое, уже перестает быть секретом. Слухи стали расползаться.
Пришло время и нам подумать над дальнейшим планом лечения. Доктор Султан говорит неопределенно, советует перебраться поближе к дому.
– Вам показан стандартный протокол лечения, который прекрасно известен в мире и отработан: химио– и лучевая терапия. Мы можем провести его и здесь, никаких проблем. Но я рекомендую вам переехать поближе к тем местам, которые любит Жанна. Вам самим будет легче.
Слова доктора я воспринял однозначно: найти клинику с хорошей репутацией как можно ближе к Москве. Что даст мне возможность больше работать, а Жанне – чаще видеть подруг и быть ближе к дому.
– Все же в какой стране, у какого врача вы вообще рекомендовали бы нам лечиться?
Али обещал узнать.
Покончив с вопросами философскими «за что?» и «почему?», любой пациент или его близкий обычно переходит к вопросам практическим: «где лечиться?», «кто лучший специалист?», «к кому обратиться?», «куда ехать?»
Но иногда растерянность пациента или близких такова, что до практических вопросов и ответов на них дело не доходит: семья погружается на дно отчаяния, теряя драгоценные минуты, часы, дни и, в конце концов, шанс на спасение.
Первым делом – соберитесь. Начинайте собирать необходимую информацию. Начните с вашего терапевта, районного онколога, расспрашивайте друзей, знакомых и незнакомых. Ищите врачей, клиники, изучайте российский и международный опыт. И не отчаивайтесь. Подготовиться к раку почти невозможно. Но и бездействовать губительно.
Случившийся переворот в нашей жизни практически никак не сказался на моем рабочем графике: я летал сниматься, возвращался, опять улетал. Кажется, я забыл, когда в последний раз спал, и, кажется, почти не чувствовал разницы в часовых поясах. Переговорив с доктором, я отправился в очередную командировку, а прощаясь с Жанной, пообещал, что вернусь с готовым решением.
– Я тебя отвоюю.
– А как иначе, – улыбнулась Жанна.
Весь свой полет до Москвы я листал телефонную книжку, пытаясь понять, кому в России могу доверить диагноз Жанны, с кем посоветоваться? В голове всплывали хорошо известные имена. Как их просить о помощи? Уже тогда было понятно, хочешь не хочешь, но мне придется говорить с посторонними на тему «у моей жены рак».
О том, что Жанна больна, знали тогда только наши родители и несколько самых близких ее подруг, с которыми я поделился в призрачной надежде: вдруг у них, в их толстых записных книжках, есть телефон нужного врача или клиники? Но подруги больше сопереживали, ничего конкретного не предпринимали, советов не давали и никаких врачей, увы, не знали. А родители Жанны будто бы и вовсе исключили себя из процесса поиска спасения для дочери. До сего дня я не нахожу этому разумного объяснения. Как это возможно?
Еще в США, не называя имен, пользуясь рекомендациями общих знакомых, я начал обзванивать всевозможных врачей, медицинских посредников, консультироваться, рассылать анализы и медицинские выписки в госпитали Германии, Франции, Швейцарии, Италии, куда мы могли бы обратиться за лечением. Клубок медицинских контактов разрастается довольно быстро – главное, начать.
Отправляя по почте медицинские данные Жанны, я ставил перед собой несколько целей: подтвердить правильность диагноза, чтобы исключить ошибку, удостовериться в том, что лечение, которое предлагают пройти Жанне, действительно адекватно, найти лучшую из возможных клиник в Европе, где это можно сделать. И самое главное – собрать как можно больше мнений практикующих хирургов о том, действительно ли именно в случае моей жены хирургическое вмешательство невозможно.
Большинство клиник отвечали довольно быстро и однообразно: «Согласны с поставленным диагнозом и назначенной программой. К сожалению, проведение операции не представляется возможным. Готовы принять вас на лечение». И как же выбрать?
Я не из тех, кто нуждается в постоянной поддержке, предпочитая разрешать проблемы самостоятельно. Но в те дни я глубоко жалел, что в самой сложной для меня жизненной ситуации посоветоваться мне не с кем.
Вскоре я с удивлением обнаружил, что мой новый круг общения – это медицинские посредники. Их услуги предназначены преимущественно тем, кто не владеет иностранным языком, но способен платить. Иногда их содействие действительно может быть полезным, иногда нет. Но платить придется все равно: за помощь в направлении документов доктору, за консультацию, выбор лечащего врача, поиск переводчика, устройство в клинику в случае положительного ответа. Возможно, мои слова покажутся резкими. Однако бизнес этих людей заключается в том, чтобы зарабатывать деньги на вашей беспомощности. Возможно, они помогут сэкономить вам время. Но точно не средства.
